По всему свету - [14]

Я не садовник, а то непременно отвел бы в своем саду тихий уголок для улиток. И пусть бы ели мою зелень: для существа, которое обходится без услуг Купидона, которое носит при себе собственный колчан со стрелами любви, право же, не жаль какой-то там скучной бесполой капусты. Я почитал бы честью для себя присутствие в моем саду такого обитателя.

Животные строят

Не так давно я получил посылочку от одного моего друга в Индии. К ней была приложена записка: «Держу пари, ты не угадаешь, что это такое». Крайне заинтригованный, я снял обертку и увидел два небрежно сшитых вместе листа.

Мой друг проиграл бы пари, если бы оно состоялось. При первом же взгляде на крупные и не очень-то ловкие швы мне стало ясно, что передо мной предмет, который я много лет мечтал увидеть: гнездо славки-портнихи. Оба листа, напоминающие формой листья лавра, были длиной около пятнадцати сантиметров; сшитые вместе по краям, они образовали остроконечный мешочек. Внутри мешочка помещалось аккуратное гнездышко из травы и мха, а в гнездышке лежали два крохотных яйца. Славка-портниха — маленькая птичка, величиной с синицу, но клюв у нее: довольно длинный, он-то и служит иглой. Присмотрев растущие рядом листья, птица сшивает их тонкой ниткой. Однако самое удивительное даже не это, а тот факт, что никто толком не знает, откуда портниха берет нитки. Одни специалисты утверждают, что она скручивает их сама из растительного пуха, другие предполагают существование еще какого-то, до сих пор не обнаруженного источника. Швы, как я уже сказал, были крупные и неровные, но много ли людей, если на то пошло, сумели бы красиво сшить два листа, пользуясь клювом вместо иглы?

Архитектурное искусство развито в животном царстве далеко не равномерно. Некоторые животные весьма смутно представляют себе, как надлежит сооружать пристойную обитель, тогда как другие создают прелестные, весьма хитроумные жилища. Странно, что даже среди родственных видов наблюдается великое разнообразие вкусов при выборе оформления, расположения и размеров жилья, а также строительных материалов.

У пернатых, как известно, можно видеть гнезда самых разных видов и размеров. Тут и славка-портниха с ее лиственной колыбелькой, тут и императорский пингвин, располагающий для строительства только снегом, а потому вовсе отказавшийся от идеи гнезда. Пингвин укладывает яйцо поверх своих широких плоских лап и накрывает его, словно сумкой, перьями и кожей собственного живота. Стриж салангана лепит хрупкое чашевидное гнездо из своей слюны и прутиков, прикрепляя его на стену пещеры. Поражают многообразием жилища африканских ткачиков.

Колонии одного из видов строят гнездо величиной с полкопны сена, получается нечто вроде многоэтажного дома, где каждая птица занимает отдельную квартиру. Наряду с законными жильцами в этих гигантских гнездах подчас селятся самые неожиданные квартиранты — белки, галаго и даже змеи. Разбирая такое сооружение на части, кого только не увидишь! Не мудрено, что известны случаи, когда деревья не выдерживали тяжести громоздких конструкций и ломались. Обыкновенные западноафриканские ткачики сплетают из пальмового волокна аккуратные круглые гнезда, похожие на небольшие корзины. Они тоже живут колониями; поглядишь на дерево — сплошь увешано гнездами, словно какими-то диковинными плодами. Голосистые жильцы в блестящем оперении ухаживают друг за другом, высиживают яйца, выкармливают отпрысков и совсем по-человечьи препираются с соседями — словом, все, как в жилищном товариществе.

Чтобы устроить такое жилище, птице надо было научиться не только ткать, но и завязывать узлы: ведь гнезда очень крепко привязаны к ветвям, не сразу оторвешь. Однажды я наблюдал ткачика за работой — это было увлекательное зрелище. Вознамерившись укрепить гнездо на самом конце тонкой ветки примерно посередине ствола, птица села на нее, держа в клюве длинное пальмовое волокно. Ветка начала сильно качаться под весом ткачика, пришлось ему взмахивать крыльями, чтобы не сорваться. Добившись относительного равновесия, он принялся манипулировать волокном, пока не ухватил его посередине, после чего стал пристраивать на ветке так, чтобы два кончика свисали с одной стороны, а петля — с другой. Ветка продолжала качаться, ткачик дважды ронял волокно и ловил его на лету, но в конце концов оно легло правильно. Придерживая волокно одной ногой, ткачик наклонился вперед и в крайне неустойчивом положении ухитрился продернуть оба кончика сквозь петлю и туго затянуть узел. Управившись с этим делом, он полетел за новым волокном и повторил маневр. Так продолжалось целый день, и к вечеру на ветке висела целая борода из тридцати — сорока волосинок.

К сожалению, мне не довелось проследить, как дальше развивалось строительство. В следующий раз, когда я смог вернуться к этому дереву, гнездо было пусто; очевидно, жильцы уже вывели потомство и улетели. Гнездо напоминало формой оплетенную бутыль; перед узким круглым входом было нечто вроде маленького крыльца, сплетенного из волокон. Я попробовал снять гнездо с ветки — куда там, пришлось сломать ветку. У меня было задумано разделить гнездо на две части, чтобы рассмотреть его внутренность. Волокна были переплетены так хитроумно и связаны так крепко, что я потратил на это немало времени и сил. Право же, поразительная конструкция, если учесть, что ее создатель не располагал никакими другими орудиями, кроме собственного клюва и ног.