По волнам жизни. Том 2 - [34]
На другой день явилась ко мне многочисленная делегация от ржевского купечества с наивной просьбой:
— Уймите, Всеволод Викторович, Канторова!
Что мог сделать я? Им, привыкшим к зависимости, благодаря кредитованию от управляющего Государственным банком, казалось, что страшнее кошки зверя нет…
— Господа, вы ведь знаете о бессилии временного правительства справиться в Петрограде с большевицкой агитацией? Разве вам не знакома вся история с особняком Кшесинской? Как же я могу в Ржеве устранить большевицкую агитацию, корни которой в Петрограде, когда там им мирволят Керенский и компания! У меня ведь, кроме средств убеждения, никаких средств нет.
Евреи собрали на гулянии большие суммы. Им стало жаль расстаться с деньгами. Решили меня обмануть и не передавать собранной суммы, хотя это было для них обязательным как условие, под которым я разрешил их участие в «дне».
Но среди них оказался один порядочный человек, который этим возмутился. Он имел собственное предприятие и в услугах банка не нуждался, а был просто против вероломства. Придя ко мне, открыл карты заправил еврейской общины, и в последующее время ставил меня в курс их тактики.
Когда прошло достаточное время, а евреи денег не передавали, я послал им требование об этом.
Приходят два делегата от общины: студент, все время выступавший на митингах, и пожилой еврей, упорно молчавший при всех переговорах со мною.
— Еврейская община решила послать всю собранную сумму господину Керенскому.
— Керенский здесь решительно не при чем! Разрешение на сбор пожертвований под нашим флагом дал я, извольте и деньги возвратить мне.
— Мы должны посоветоваться с общиной…
Через два дня приходят:
— Община решила передать вам половину собранных денег, а другую половину переслать господину Керенскому.
— Оставьте господина Керенского в стороне! Извольте возвратить деньги, чтобы не вынуждать меня на нежелательные самому меры.
— А что вы сделаете? — встревожились делегаты.
— Вот что! Если вы, господа, в течение двух дней не принесете мне денег, я расклею по всему городу отчетное объявление по устройству «дня» и напечатаю в нем, что еврейская община, вопреки условию, пожертвованных денег не возвратила.
Обещать напечатать в ржевской газете я не мог: газета, как и полагалось, была целиком в еврейских руках.
Делегаты были угрозой смущены. Еще бы, это не могло бы не возбудить против евреев население.
— Мы должны посоветоваться с общиной!
Мой информатор сообщил, что угроза сильно не понравилась евреям, но и подействовала. На совещании община решила попытаться все же еще поторговаться и вернуть мне, если это окажется возможным, только часть денег, оставив себе остальное. Но если я останусь непримиримым и можно будет думать, что я приведу свою угрозу о распубликовании отчета в исполнение, то делегаты уполномочивались возвратить мне все.
— Мы вам, господин управляющий, вот уже и принесли часть денег!
— Части я не приму, должны возвратить все! Даю вам последнюю отсрочку — два часа. Если в течение этих двух часов деньги не будут мне принесены полностью, я отсылаю в набор свое объявление и — можете в этом не сомневаться — обязательно расклею его!
— Так мы должны же посоветоваться со своими…
— Вы слишком уж много раз советовались, а у меня нет времени, чтобы тратить его на праздные разговоры. Помните — только два часа!
Через два часа приносят мне четыре тысячи рублей.
— Теперь это уж все, господин управляющий!
Сколько они собрали в действительности, для меня осталось скрытым. Но убежден, что вернули не все. Далее пререкаться не было почвы, да и четыре тысячи для сиротского дома было кое-что.
В последующие праздничные дни я стал посылать выездные отряды чиновников в окрестные уездные города с походными кассами займа. Предварительно в этих городах создаваемые посредством переписки местные комитеты вели подготовку ко дням «Займа Свободы», беря за образец нашу организацию, с соответственными сокращениями.
Сначала дело шло, но потом становилось все хуже. Большевизм среди войск делал громадные успехи. В Старице нашим чиновникам местные солдаты-большевики устроили враждебную демонстрацию, и после этого настроение у наших служащих упало. Выездные «дни» пришлось прекратить.
А из Петрограда нам все слали и слали воинственные иллюстрированные плакаты с лозунгами — «Война до победного конца».
Эти плакаты мы были обязываемы расклеивать по городу, но толку не получалось. Я посылал с расклейкою наших солдат, они возвращались разочарованные:
— Ничего нельзя сделать, господин управляющий! Только наклеим плакат, его тотчас же срывают… А солдаты кричат нам: «Пущай сами воюют до победного конца, — кому надоть! А мы больше не хотим».
Послав их все-таки еще раз с расклейкою, я пошел незаметно позади — проверить. Действительно, едва наш солдат наклеивал плакат, подходил какой-либо гарнизонный солдат и срывал его. Срывали на моих глазах плакаты и рвали их на мелкие части даже стоявшие на постах милиционеры.
Дошло до того, что группы солдат, заходя в банк, как-то умудрялись срывать даже расклеенные там победные плакаты.
Угрозы солдатской черни действовали на служащих. Пришлось агитационные действия по займу прекратить.
В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.
«Гражданская оборона» — культурный феномен. Сплав философии и необузданной первобытности. Синоним нонконформизма и непрекращающихся духовных поисков. Борьба и самопожертвование. Эта книга о истоках появления «ГО», эволюции, людях и событиях, так или иначе связанных с группой. Биография «ГО», несущаяся «сквозь огни, сквозь леса... ...со скоростью мира».
В этой книге мы решили вспомнить и рассказать о ходе русско-японской войны на море: о героизме русских моряков, о подвигах многих боевых кораблей, об успешных действиях отряда владивостокских крейсеров, о беспримерном походе 2-й Тихоокеанской эскадры и о ее трагической, но также героической гибели в Цусимском сражении.
От редакции журнала «Знамя»В свое время журнал «Знамя» впервые в России опубликовал «Воспоминания» Андрея Дмитриевича Сахарова (1990, №№ 10—12, 1991, №№ 1—5). Сейчас мы вновь обращаемся к его наследию.Роман-документ — такой необычный жанр сложился после расшифровки Е.Г. Боннэр дневниковых тетрадей А.Д. Сахарова, охватывающих период с 1977 по 1989 годы. Записи эти потребовали уточнений, дополнений и комментариев, осуществленных Еленой Георгиевной. Мы печатаем журнальный вариант вводной главы к Дневникам.***РЖ: Раздел книги, обозначенный в издании заголовком «До дневников», отдельно публиковался в «Знамени», но в тексте есть некоторые отличия.
Летом 1941 года в составе Вермахта и войск СС в Советский Союз вторглись так называемые национальные легионы фюрера — десятки тысяч голландских, датских, норвежских, шведских, бельгийских и французских freiwiligen (добровольцев), одурманенных нацистской пропагандой, решивших принять участие в «крестовом походе против коммунизма».Среди них был и автор этой книги, голландец Хендрик Фертен, добровольно вступивший в войска СС и воевавший на Восточном фронте — сначала в 5-й танковой дивизии СС «Викинг», затем в голландском полку СС «Бесслейн» — с 1941 года и до последних дней войны (гарнизон крепости Бреслау, в обороне которой участвовал Фертен, сложил оружие лишь 6 мая 1941 года)
Книга рассказывает об ученом, поэте и борце за освобождение Италии Томмазо Кампанелле. Выступая против схоластики, он еще в юности привлек к себе внимание инквизиторов. У него выкрадывают рукописи, несколько раз его арестовывают, подолгу держат в темницах. Побег из тюрьмы заканчивается неудачей.Выйдя на свободу, Кампанелла готовит в Калабрии восстание против испанцев. Он мечтает провозгласить республику, где не будет частной собственности, и все люди заживут общиной. Изменники выдают его планы властям. И снова тюрьма. Искалеченный пыткой Томмазо, тайком от надзирателей, пишет "Город Солнца".
Труд журналиста-международника А.Алябьева - не только история Второй мировой войны, но и экскурс в историю развития военной авиации за этот период. Автор привлекает огромный документальный материал: официальные сообщения правительств, информационных агентств, радио и прессы, предоставляя возможность сравнить точку зрения воюющих сторон на одни и те же события. Приводит выдержки из приказов, инструкций, дневников и воспоминаний офицеров командного состава и пилотов, выполнивших боевые задания.
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.