По волнам жизни - [78]

Незнакомый голос звучал мягко и приветливо.

— Его арестовали! — воскликнула Ольга, умирая от страха.

— Да, — продолжал человек. — Его и многих других тоже.

— Куда их повели?

— В жандармерию.

Неверными шагами Ольга приближалась к колонне. Там она увидела множество матерей, жен, сестер, которые, как она, пришли сюда на поиски мужей, сыновей и братьев. Жандармы пытались разогнать их криками, угрозами, ударами прикладов.

— Пропусти, р-разойдись!

И толпа разошлась, но только на несколько часов. После обеда с разных улочек к площади снова стали стекаться люди — рабочие, мелкие служащие, студенты лицея и другие горожане. Они двигались к бульвару Святого Георгия и, словно горные ручьи, когда они, сбегая сверху, сливаются во все сметающий бурный поток, сгрудились у памятника Национальному борцу{112}. Затем, как огромный клокочущий вал, вся эта масса понеслась по бульвару к зданию префектуры напротив церкви святого Георгия.

— Товарищи! Товарищи!

И тут же из бурлящего потока единодушно раздалось:

— Освободите наших товарищей!

За многолюдной толпой совсем не было видно церковной ограды: мужчины, женщины, старики, молодые люди и дети закрыли ее собой. Со всех сторон неслись крики:

— Хлеба! Мы хотим хлеба!

Ольга понимала, что она только маленькая капля в бурлившем возле префектуры людском океане. Но, глядя на здание, преображенное ее фантазией в чудовище, она тоже закричала, сжав маленькие кулаки:

— Наши сыновья! Где наши сыновья?

Снова появились жандармы, но теперь на пожарных машинах. Они рассекали шумевшую, как море, толпу. Вода сильной струей забила из брандспойтов, сметая людей.

Усталая и разбитая, Ольга вернулась домой. В ее ушах все еще звучали охрипшие от крика голоса: «Наши товарищи! Свободу нашим товарищам! Дайте хлеба!»

Как во сне она открыла ворота, прошла во двор, поднялась на крыльцо, а потом в свою комнату. «Что там за двое мужчин? — удивленно подумала она. — А кто это там в углу с перевязанной головой?»

Но тут же вспомнила, что случилось, и подошла к раненому Цутэ.

— Как он себя чувствует? — спросила у мужчин.

Один из них, сидевший у изголовья Дишницы, ответил:

— Состояние тяжелое.

Наступили сумерки. Комната погрузилась во мрак. Ольга зажгла стоявшую на камине керосиновую лампу, развела в очаге огонь и поднесла лучину к лампаде у иконы.

В это время открылась дверь и на пороге появились Василь Таселлари и Таки Ндини. Хозяйка встретила их с трепещущим сердцем: что они скажут ей о Теле? Но те вели себя так, словно ее, Ольги, у которой арестовали сына, здесь просто не было, — не говоря ни слова, прошли прямо к раненому. Василь встал перед Цутэ на колени, взял его руку и крепко пожал. Дишница открыл глаза, посмотрел на Василя, на Таки, потом на Ольгу. Понял, что он в чужом доме, и простонал:

— Отведите меня домой…

Василь взволнованно сказал:

— Отведем. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо.

Тень лампады задрожала на стене. Ольга приготовила больному лимонный напиток и ласково предложила:

— Попей лимонада…

Выпив, Дишница почувствовал себя немного лучше: снова окинул всех взглядом, приподнялся на локте и сказал, покачивая головой:

— Мерзавцы, подонки…

Его друзья вздохнули с облегчением: они считали, что Цутэ совсем плох, и боялись за его жизнь. А он, приподнявшись еще немного, продолжал:

— Они нам дорого заплатят за это… Настанет день… дождемся. Все преступления смываются кровью…

Ольга, похолодевшая при мысли, что в ее комнате витает тень смерти, несмело подошла к Василю Таселлари. Он увидел тревогу в ее глазах, легонько похлопал по плечу и стал успокаивать:

— Не волнуйся. С Телем ничего не случилось. Я сам видел, как его взяли и вместе с другими повели в жандармерию.

Глаза Ольги наполнились слезами. Она опустила голову и, сжимая руки, запричитала:

— Вот несчастье! Сына моего посадят в тюрьму… Кто знает, что с ним там сделают…

Василь снова положил ей руку на плечо и подбодрил:

— Ну, не отчаивайся так! Будь мужественной! Завтра твой сын вернется домой как ни в чем не бывало… За что бы его сажать в тюрьму? Разве он убил кого-нибудь или обокрал?

— Ой, а я-то, глупая, уж как боюсь, как волнуюсь… Не знаю, как эту ночь проведу без него…

— Таки, — повернулся к другу Василь, — попроси сестру прийти сюда и побыть сегодня ночью с Ольгой: сестра твоя дома не одна, там найдется кому приглядеть за детьми.

Потом посмотрел на Цутэ Дишницу и спросил его:

— Скажи, Цутэ, ты сможешь подняться, чтобы мы отвели тебя домой?

— Да, — ответил Цутэ и, поддерживаемый товарищами, встал на ноги.

— Оставайся здесь, матрасы у меня найдутся, сама я лягу наверху, в комнате жильца, сегодня его нет дома… — предложила Ольга.

Товарищи посмотрели на Цутэ, ожидая, что он решит.

— Пошли! — сказал Цутэ, поблагодарил хозяйку дома за сердечность и доброту и, опираясь на товарищей, вышел на улицу.

…Ольга долго молилась в углу перед иконой, прежде чем лечь спать. Удобно устроившись в постели, она так и не смогла уснуть: лежала с открытыми глазами и смотрела на колыхавшуюся на стене тень от лампадки. А за окнами в свисте снежной бури рыдала, завывая, ночь. В голову, как назойливые мухи, лезли всякие дурные мысли. Ольга вертелась с боку на бок, стараясь избавиться от тревоги, схватившей ее за горло и не дававшей дышать. О, этот страх, эта ужасная ночь! Впервые ее сын не ночевал дома. Она скосила взгляд на его пустую постель, и тут же из глаз брызнули слезы, потекли по щекам и, скатываясь на подушку, оставляли мокрые следы.