По волнам жизни - [191]

После прихода Гитлера к власти и после аншлюса Василь Панарити, хотя среднее и высшее образование он получил в Австрии, стал ярым гитлеровцем и антисемитом. Горячий поклонник Ницше, хранивший под подушкой его книгу «Так говорил Заратустра», он поклонялся морали, основанной на культе жизненной энергии и сильной личности «сверхчеловека». Его восторг перед жестоким и сумасшедшим диктатором, толкающим Германию и Европу к верной катастрофе, сильно охладил симпатию Решата к своему коллеге, одурманенному расистской доктриной. Воспитанный на принципах свободы и равенства, которые он впитал в себя из произведений французских писателей, Решат испытывал жгучую ненависть к Муссолини и затем к Гитлеру, и эта ненависть к двум диктаторам еще более усилилась в связи с событиями в Абиссинии и Испании. Война в Испании подвергла тяжелому испытанию их дружбу: Василь стоял за фашистов в этой войне, в которой участвовали и нацисты, в то время как Решат, враг фашизма, был и врагом Франко.

Споры вокруг испанских событий, которые они вели в «Курсале», однажды достигли такой остроты, что Решат тяжело оскорбил Василя в присутствии знакомых, и вскипевший Василь схватил было стул и уже занес его над Решатом, да вовремя вмешались приятели.

Их вражда продолжалась до захвата страны, но перед лицом огромной беды, свалившейся на албанский народ, быстро забылась и вновь переросла в дружбу, потому что Василь Панарити хоть и был отъявленным нацистом, все же не хотел видеть свою страну растоптанной итальянским фашизмом.

Но эта странная дружба, как жидкость в непрерывно раскачиваемом сосуде, пережила еще одно колебание — когда гитлеровская армия, развязав вторую мировую войну, двинулась на Восток, а затем на Запад, одержав в течение короткого времени военные победы, которые поразили мир.

Тогда Василь, который, казалось, окончательно очнулся от дурмана ницшеанской доктрины и тамтамов гитлеровского танца смерти, вдохновленный этими победами, вновь порвал дружбу с Решатом, болеющим за лагерь союзников. Все ночи Решат проводил у радиоприемника, слушая сообщения лондонского и московского радио, и затем утром вступал в перепалку с Василем, а тот изумлялся, что в мире еще существуют такие, которые сомневаются в победе Германии.

Во время большой перемены, когда уставшие учителя пили утренний кофе, Василь посасывал свою трубку и следил по разложенной на столе карте за развитием сражений на фронтах войны, а Решат дразнил его, утверждая, что немецкая звезда начинает закатываться. Решат называл Василя ярым гитлеровцем и арийцем, а Василь окрестил Решата сумасшедшим англофилом и русофилом, поскольку тот не скрывал своего торжества, рассказывая об услышанных по лондонскому радио блестящих победах Красной Армии на Сталинградском фронте, победах, возрождавших в сердцах людей угасшие надежды и очень раздражавших Василя. Вражда, как симптом тяжелой болезни, все усиливалась.

Но однажды изменчивая дружба двух коллег, пройдя свой тернистый путь, как та река, которая делится на рукава, пока не впадет в море, нашла наконец общее русло: Василь был нацистом, а Решат — «баллистом», и на почве своего антикоммунизма они опять возобновили прежнюю дружбу, вместе оказавшись, к своему удивлению, в составе Временного исполнительного комитета, куда входили нацисты и «баллисты», — в составе того комитета, который взялся спасти отечество от губительной анархии.

19

Исмаил все удивлялся происшедшим в Решате переменам и не знал, чем их оправдать: вчерашний антифашист стал нацистом, твердо убежденным, что только политика исполнительного комитета может спасти Албанию от ужасного хаоса.

Прошло уже много месяцев с того дня, как Исмаил со своим другом Куйтимом Фрашери вел в доме Решата напряженный спор о полном расхождении в политических курсах Национально-освободительного фронта и «Баллы комбэтар». И вот однажды Исмаил встретил Решата в «Курсале» одиноко сидящим за кружкой пива перед распечатанной пачкой «Диаманта».

Решат, видимо, совсем забыл о той перепалке и, как только увидел Исмаила, шедшего по тротуару вдоль низкой ограды кафе, окликнул его и сердечно, как старый друг, пожал ему руку, будто между ними не было никаких размолвок.

Исмаил тоже сделал вид, будто совсем забыл непристойную брань, с которой Решат обрушился на него и Куйтима под конец спора; он подсел к нему за стол и заказал кофе.

За чашкой кофе завязался разговор о политике и важных, чередой следовавших одно за другим, событиях — на эту тему Решат мог говорить часами.

— Настало время, когда интеллектуалы-патриоты должны взять судьбу отечества в свои руки, — заявил Решат, и в его пронырливых глазах, сверкавших под густыми и черными бровями, Исмаил заметил мрачное, прежде несвойственное ему выражение. — Сейчас, когда фашистская Италия капитулировала, наша страна свободна, и мы, интеллигенция, не должны допустить, чтобы она попала в руки коммунистов.

Исмаил ответил:

— Но как может быть свободной страна, когда нацистские войска, силы Гитлера, вторглись к нам? Одни захватчики ушли, вместо них пришли другие.

Решат вскипел:

— Гитлеровская армия пришла не как захватчик в Албанию.