По воле судьбы - [28]

Тондлон оделся в белый миссионерский костюм.

– Эта одежда поможет тебе, – посоветовал ему Люк. – Учитывая твой великолепный английский, мы легко выдадим тебя за американца китайского происхождения. Когда я покидал Сан-Франциско, въезд для всех эмигрантов был свободным. Но никогда ничего нельзя знать заранее. Как только упрочатся законность и порядок, таможенники возьмут это дело в свои руки.

– Если понадобится, я куплю себе поддельные документы о принятии американского гражданства.

– Есть что-нибудь, что нельзя купить в Макао? – покачав головой, поинтересовался Люк.

– В Макао ты можешь купить абсолютно все.

– Что ж, это может оказаться нелишним, – с неохотой признал Люк. – Ладно, уговорил. Мы купим тебе эти бумаги.

Тондлон привел Люка в маленькую типографию, затерявшуюся в лабиринте кривых улочек Макао. Владелец заведения, иссохший китаец с длинными, болтающимися за спиной косичками, при виде Тондлона просиял от радости и затараторил по-китайски с такой скоростью, что Люк ничего не понял.

– Я много раз помогал Цину, – пояснил Тондлон. – Так что мы старинные друзья.

Старинный друг не замедлил подтвердить его слова, без раздумий согласившись за пустяковую сумму сделать Тондлону нужные документы.

– Все будет готово к завтрашнему утру, – заверил он.

Договорившись, они отправились в порт, чтобы взять билеты на рейс в Америку.

– Вам повезло, – заявил им служащий пароходной компании. – Послезавтра в Сан-Франциско отплывает голландское торговое судно.

Чтобы сэкономить деньги, они подыскали неподалеку от порта дешевую ночлежку – барак, в котором вместе с ними спали на циновках еще человек тридцать. На следующий день они убивали время, бесцельно бродя по узким и немыслимо грязным улицам Макао.

– Если и есть на свете место, которое в точности соответствует выражению «прибежище порока», так это здесь! – воскликнул Люк. – Дождаться не могу, когда мы наконец уплывем отсюда.

В день отъезда с восходом солнца они уже стояли у сходней, хотя «Роттердам» отплывал только в три часа пополудни. Люку казалось, что время тянется бесконечно. Юноша нетерпеливо вышагивал по пристани, то и дело поглядывая на карманные часы. Наконец над пристанью разнесся приказ первого помощника капитана: «Убрать сходни, отдать швартовы!»

Люк и Тондлон стояли на корме и смотрели, как остров Макао все уменьшался и уменьшался в размерах, пока совсем не исчез за горизонтом. Люк обнял своего друга за плечи:

– Ну что ж, Большая Репа, вот мы и тронулись в путь.

Китаец ухмыльнулся, вытащил из нагрудного кармана пиджака документ и звучно похлопал им по ладони:

– Тондлона нет – упокой, Господи, его душу! Есть Джон Йе, прошу любить и жаловать.

– Придется привыкать, ничего не поделаешь. Ну, к прибытию в Сан-Франциско я с этим справлюсь. Джон Йе… Звучит очень даже неплохо. А в этом отутюженном костюме и с новой короткой стрижкой ты, дружище, ну, прямо вылитый цивилизованный американец!

– Ага, цивилизованный американец, – с легким сарказмом повторил Тондлон. – Вот только в сердце я навсегда останусь благородным дикарем.

Обменявшись еще парой шуток, они спустились вниз, чтобы переодеться к ужину.

Этой ночью Люку приснилась Андрия. Они лежали в траве, и их нагие тела сплетались в любовном объятии. Он ласкал ее бархатистую кожу, ее тонкие пальцы нежно подбадривали и наполняли силой его мужскую плоть.

А где-то посредине Тихого океана на жесткой корабельной койке спала Андрия, делившая тесную каюту еще с пятью женщинами. Всех их объединяло одно горькое будущее – публичные дома Сан-Франциско. Андрии снился Люк. Она беспокойно зашевелилась и тихонько простонала, когда, отцеловав ее напрягшиеся соски, он медленно и мучительно сладостно погрузился в нее.

Если не считать тесноты, в каюте все было устроено вполне сносно для такого долгого плавания. Женщинам, кроме Андрии, никогда не доводилось жить в таких условиях. Днем они могли свободно гулять по палубе, и обращались с ними достаточно вежливо. Капитан Дюбуа поддерживал на корабле железный порядок. Команде было прямо сказано, что того, кому взбредет в голову приставать к пассажиркам, ждут трюм и кандалы до конца плавания.

– Это касается и офицеров, капитан? – с улыбкой поинтересовался первый помощник, всем своим видом показывая, что не принимает предостережение всерьез.

– И офицеров, Дюма. А твою самодовольную рожу ждет еще и хлыст.

– Слушаюсь, сэр!

Дюма считал себя записным сердцеедом, поскольку в каждом порту оставлял очередную подругу, которой нередко предстояло объяснение с взбешенным мужем или любовником. Первый помощник был стройный, жизнерадостный блондин, с холеными усами и карими глазами, чей взгляд многие женщины считали неотразимым.

Дюбуа выдал женщинам одинаковую бесформенную одежду, которая живо напомнила Андрии мормонскую миссию. Капитан решил не испытывать судьбу и лишний раз не искушать свою похотливую команду.

Однако Алексис Дюма гордился своим «неотразимым взглядом», мысленно раздевая каждую встретившуюся ему женщину. Андрия, едва ступив на борт, буквально потрясла его. Шли дни, однообразные, скучные, и его распутное воображение все чаще и чаще занимали необузданные фантазии о любовных утехах с юной красавицей.