По воле северных богов - [110]

— Не сомневайся. Я все сделаю как надо даже и без этой платы, хотя она окажется приятным разнообразием в моей унылой жизни, — Питер возвел свои плутовские очи к небу и скорчил умильное лицо.

Хьюго рассмеялся и, хлопнув его по плечу, встал.

— Отдыхайте. Я пойду искать себе спутников.

— На этот раз выбирай потщательней, сэр Хью. А то точно не довезешь свою задницу до невесты.

— Ох, молчи, — Хьюго даже испугался. — Не смей даже упоминать при ней об этом.

— Что, она так ревнива?

— Про то не знаю, но вот мстительна точно.

— Боишься? — Питер даже вытаращил глаза.

— Не за себя. За нее. Тир не успокоится, пока не выпустит кишки Богаэтдину, если узнает… Она способна и в Палестину за ним пуститься, тем более что у нее-то корабль всегда под рукой. А это может быть опасно для голубки…

— Ну и дела, — качая головой, рассуждал Питер, когда дверь за Хьюго уже закрылась. — Владелец замка, даже имеющий вассалов, по всему свету таскается за какой-то злющей бабой, чтобы жениться на ней! Мне бы его проблемы!

Потом подумал и добавил уже про себя: «Стоит дождаться его хотя бы для того, чтобы взглянуть на эту девицу».

Однако поиски попутного каравана или проводника затянулись — Гилфорд опять опоздал. Все заинтересованные в этом были уже в пути. На него смотрели как на безумца и лишь качали головами, когда он раз за разом спрашивал о своем деле.

Хью уже купил себе теплую меховую одежду и стал всерьез подумывать пуститься в путь в одиночку, несмотря на все уговоры Джона и Питера, когда однажды вечером к ним пришел хозяин большого дома, по сути дела постоялого двора, в котором они жили. За ним тихонько проскользнул старый-престарый финн — так норманны называли все племена, жившие на севере. Вместе со стариком порог комнаты переступил огромный серебристо-серый волк с пронзительными ярко-голубыми глазами.

— Я слышал, ты ищешь проводника, чтобы идти на север? — спросил швед на скверном, но понятном английском.

Хью уже успел убедиться, что в огромном торговом городе все местные говорили на нескольких языках — того требовала их профессия.

— Да, — Хьюго кивнул, изучая крохотного узкоглазого старика, закутанного в традиционную меховую парку с откинутым на плечи капюшоном.

— Вот этот, — норманн пренебрежительно ткнул пальцем в финна, и волк при этом молча оскалил острые белые зубы. — Вот этот идет к себе в селение и готов указать дорогу тебе, при условии, что ты сначала проводишь его. Он стар, хочет умирать, но боится, что смерть настигнет его в пути, а не дома.

— Я согласен, — быстро произнес Хью, переводя глаза на старика и выразительно кивая.

— Святые мощи, — пробормотал за его спиной Джон Эллиот.

А Питер, пожимая плечами, добавил:

— Этот, по крайней мере, точно твоей задницей интересоваться не будет. Ему бы свою куда надо дотащить.

Глава 32

Так случилось, что уже на следующее утро Хьюго Гилфорд покинул Хандебю, следуя за старым финном и его псом.

Едва они миновали обжитые места, идти стало очень тяжело. Наст, легко выдерживавший старика, проваливался под весом англичанина. Пришлось под руководством финна, что-то бормотавшего на своем гортанном лопочуще-быстром языке, мастерить лыжи. Тогда начались новые мучения. Пока Хьюго научился ходить на них, он извелся так, что в полный голос проклинал все на свете, но ни разу у него не возникло мысли повернуть назад. Отступить.

Старик оказался прекрасным охотником. Там, где требовалась сила или быстрота молодости, ему помогал Хьюго, поэтому сложностей с едой они не испытывали. Вечерами Гилфорд дремал у костра, щурясь через огонь на сидевшего по другую сторону старика, который, казалось, никогда не спал, потому что просыпаясь Хью снова видел его на том же месте, в той же позе, и волк по-прежнему лежал у его ног. А еще старик пел. Дрожащая, непонятная уму и сердцу англичанина песня летела к звездным небесам, иногда волк начинал подпевать своему хозяину, задирая лобастую голову. И англичанин гадал, что звучит более дико и первобытно — вой волка или песня человека.

Через месяц пути все, что произошло с Хью на галере шейха, сам Богаэтдин, его юный любовник и та ночь, неразрывно связанная в сознании Хьюго с адской жарой восточной бани, отошли, стерлись, отодвинутые простотой и безыскусностью жизни в пути и суровостью северной зимы. Тогда рыцарю начинало казаться, что очищение, о котором он просил небеса, было даровано ему, но уже на следующую ночь ему снились тяжелые маятные сны, исполненные похоти и запретных забав. Слишком богатое воображение подводило своего хозяина. Он просыпался с бешено бьющимся сердцем, убежденный, что теплое тело, прижавшееся к его боку — это вновь маленький сладострастный грек. Но в неверном призрачно-размытом свете морозного утра видел рядом с собой лишь волка, а напротив замершего отрешенно старого финна.

Старик заметно ослабел, и к вечеру уставал так, что добросердечный англичанин подставлял ему спину и тащил на себе, пока не выбивался из сил сам. Обоих гнали вперед мощные чувства, почти инстинкты. Один шел за смертью, другой за любовью, с которой связывал саму жизнь. Хьюго уже давно сбился со счета, не представляя не то что какое нынче число, но даже месяц. Теперь имело смысл только то, что сейчас зима, а после наступит весна, ее же в свою очередь сменит лето, чтобы утонуть в объятиях осени, которой раз за разом суждено умирать, сраженной морозами, и быть похороненной под толщей белоснежных искристых снегов.