По воле Петра Великого - [111]
Когда она раскрылась, оказалось, что щиты, составляющие дверь, достигают полуаршина толщины и пробить такую преграду можно было бы только хорошим пушечным выстрелом, да ещё и не одним. Открылся и секрет механизма этой двери, которая имела почти одинаково в высоту и в ширину около трёх аршин. Среднее бревно выступало снизу сквозь толстую обшивку. Стоило дверь прикрыть, бревно опускалось в своё сквозное гнездо и попадало в довольно глубокий выем, выдолбленный в каменном полу. Тогда, не подняв среднего бревна на должную высоту, невозможно было раскрыть и двери.
Пещера, немного поменьше первой, была за этой дверью; в ней царила полная тьма. Юхим обратился к Трубникову:
— Панычу, подержи дверь... А я свету дам...
— Зачем держать?.. Она и так может, — заметил Гагарин.
— Не! Ось, подивитесь!..
Старик отпустил край двери, и она, очевидно повешенная с уклоном, медленно стала захлопываться, причём среднее узкое бревно, служащее мощным засовом, с лёгким шумом заскользило по гладкому каменному полу пещеры, увлекаемое общей тяжестью двадцатипудовой двери.
— Вот как тут всё прилажено... с виду просто... а хитро! — покачивая головой, заметил Гагарин.
Трубников в это время уже взялся за край и придержал дверь. Юхим первый вступил во второй склеп, озаряя его двумя свечами, которые поднял высоко над головою. За ним вошли Гагарин и Келецкий. Поп Семён издали боязливо заглядывал в отверстие двери. Агаша, словно нечаянно прижавшись плечом к Трубникову, осталась около него.
Понемногу глаза освоились с полумраком, и вошедшие смогли различить у стены два каменных гроба, крышки с которых были сняты.
Подойдя ближе, Гагарин и его спутники увидели в этих гробах два человеческих скелета, из которых один был значительно больше другого. Они были покрыты золотыми украшениями дивной работы, усаженными крупными самоцветами. На черепах тёмным блеском старого золота сверкали высокие, восточного образца, тиары; ниже, где раньше была шея и грудь, протянулись звенья ожерелий и золотых лат, или блях, служащих для украшения царской одежды. Широкие золотые пояса с драгоценными камнями, потемнелыми за долгие века пребывания под землёю, тяжёлые браслеты ручные и ножные, перстни с бриллиантами и рубинами, сияющими даже и при слабом свете восковых двух свечей, цепочки, унизанные камнями, — всё это лежало нетронутым.
Гагарин онемел от восторга. Первым его движением было собрать всю эту груду сказочных богатств и взять с собою... Но мысль, что его могут арестовать на пути, отнять всё, что при нём, это соображение образумило князя. Отогнав искушение, он только осторожно коснулся всех вещей, приподнял их, чтобы камни заиграли при огне, но раньше приказал зажечь побольше свечей.
Вглядываясь в тонкий чекан и резьбу поясов, тиар, князь вдруг вздрогнул.
На розовом крупном бриллианте, украшающем тиару на скелете, который поменьше, находились те же загадочные два знака, как и на рубине, теперь уже попавшем в пухлые, белые руки Екатерины...
Молча показал Гагарин Келецкому на бриллиант. Тот взглянул, кивнул головою и протянул руку ко второй тиаре, украшающей череп более крупных размеров.
— И там тоже... Пусть вельможный князь приглядится...
Действительно, на сапфире, ещё большем, чем рубин, попавший к Гагарину от Васьки Многогрешного, синели те же два знака: «Земля ждёт»!..
Решив не трогать пока сокровищ до своего возвращения, Гагарин взял только из меньшего гроба большой перстень с изумрудом чудного блеска, который по своей величине должен был некогда покрывать полпальца неведомой царице, кости которой лежали рядом с останками её супруга-царя...
На изумруде те же два знака бросились в глаза князю, когда он дрожащей рукою надевал кольцо на мизинец другой руки.
— Сюда и мои ларцы поставим. Мёртвые пускай берегут их! — овладев собою, распорядился Гагарин.
Солнце уже поднялось над синей полоской дальних лесов, когда была закончена вся работа. Сама тяжело захлопнулась дверь, отпущенная Агашей, которой пришлось держать её край, пока сносились сверху и устанавливались на местах сундучки, тюки и ларцы. Потом все, кроме Юхима, через первое подземелье гуськом вышли на вершину холма, с наслаждением вдохнули в себя прохладный, ароматный лесной воздух.
Медленно сдвинули тяжёлую плиту на прежнее место, затем слышно было, как дед возился, вставляя снизу свои каменные замки в гнёзда плиты... Наконец, и он появился из отверстия дупла, сел на телегу; Гагарин с Агашей снова оказались вместе, позади старика. Они тронулись вперёд; вторая телега с попом, иезуитом и Трубниковым покатила за ними.
— А скажи, дед, как ты напал на эту могилу? — спросил Гагарин, молчавший до сих пор.
И бессонная ночь утомила его, и в первый раз пришлось ехать в таком неудобном экипаже. Но лесная дорога была мягка, тряски почти не ощущалось, а живительный утренний воздух, пропитанный ароматами трав, цветов и нагретой солнцем хвои, вливал бодрость в грудь. И князь встряхнулся, дрёма рассеялась, захотелось самому говорить и слышать людскую речь.
— Як я на её напал?.. А рысь меня навела! — полуобернувшись заговорил дед. — Бачили, костяк там лежит. То рысь була... Я вышел её искать, бо вона стала ягнят у нас резать... Вже лет десять будет назад... а то и больше... Гонялся за нею, пока в это дупло не загнал. Ну, думаю, ты не уйдёшь теперь... Обошёл дерево с холма, влез на сучья, сунул дуло в дупло, да как тарарахну картечью!.. Думаю: конец!.. Пождал немного... хотел уже лезть за рысью, а из дупла дым повалил. Это листья загорелися от выстрелу... Ну, думаю, сгорела, голубушка!.. Жду ещё, пока дым пройдёт... Гляжу, а он уж из-под этих камней повалил, потянулся струйками... Эге, думаю себе, из дупла под деревом, под кореньями, ход в эту могилу либо в холм пробит... Туды, значит, и рысь ушла... Может, она между корнями и вырыла себе ходы... Как дым прошёл, я сунул ружьё в дупло, не достал дна. Сломил тогда деревцо подлиннее... Ковыряю по дну — не слышно, чтобы рысь там мёртвая лежала... Я ещё хвои, листьев приволок, в дупло набил их и подпалил... Долго горело. Дым стал из-под камней клубами валить... Слышу, под середним камнем что-то возится... царапает камень... Рысь, значит... А там и затихло... От дыма ошалела... Я и ушёл... Вернулся на другой день, полез в дупло, перед собою рогатину держу с пикой... Вижу — дыра... Я пошёл по ней... Вдруг провал... Еле удержался на краю... Выкресал огонь, свечку зажёг, гляжу — моя рысь лежит клубком, подохла от дыму. А мураши по ней уже ползают... Аж черно! Я огляделся... кости увидал... Это рысь добычу таскала для своих котят, когда те были у неё... А потом... и другое увидел... Вещи всякие... и двери... Понемногу всё и разыскал, что да как...
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Исторические романы Льва Жданова (1864 – 1951) – популярные до революции и еще недавно неизвестные нам – снова завоевали читателя своим остросюжетным, сложным психологическим повествованием о жизни России от Ивана IV до Николая II. Русские государи предстают в них живыми людьми, страдающими, любящими, испытывающими боль разочарования. События романов «Под властью фаворита» и «В сетях интриги» отстоят по времени на полвека: в одном изображен узел хитросплетений вокруг «двух Анн», в другом – более утонченные игры двора юного цесаревича Александра Павловича, – но едины по сути – не монарх правит подданными, а лукавое и алчное окружение правит и монархом, и его любовью, и – страной.
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Роман-хроника «Последний фаворит» посвящен последним годам правления русской императрицы Екатерины II. После смерти светлейшего князя Потёмкина, её верного помощника во всех делах, государыне нужен был надёжный и умный человек, всегда находящийся рядом. Таким поверенным, по её мнению, мог стать ее фаворит Платон Зубов.
Преобразование патриархальной России в европейскую державу связано с реформами Петра I. Это был человек Железной Воли и неиссякаемой энергии, глубоко сознававший необходимость экономических, военных, государственных, культурных преобразований. Будучи убеждённым сторонником абсолютизма, он не останавливался ни перед чем в достижении цели. Пётр вёл страну к новой Жизни, преодолевая её вековую отсталость и сопротивление врагов.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Среди исторических романистов начала XIX века не было имени популярней, чем Лев Жданов (1864 — 1951). Большинство его книг посвящено малоизвестным страницам истории России. В шеститомное собрание сочинений писателя вошли его лучшие исторические романы — хроники и повести. Почти все не издавались более восьмидесяти лет. В шестой том вошли романы — хроники ` Осажденная Варшава` и `Сгибла Польша! (Finis Poloniae!)`.
Роман Дмитрия Конаныхина «Деды и прадеды» открывает цикл книг о «крови, поте и слезах», надеждах, тяжёлом труде и счастье простых людей. Федеральная Горьковская литературная премия в номинации «Русская жизнь» за связь поколений и развитие традиций русского эпического романа (2016 г.)
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа об исторических судьбах чешской буржуазии. В романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии. Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Сюжетная линия романа «Гамлет XVIII века» развивается вокруг таинственной смерти князя Радовича. Сын князя Денис, повзрослев, заподозрил, что соучастниками в убийстве отца могли быть мать и ее любовник, Действие развивается во времена правления Павла I, который увидел в молодом князе честную, благородную душу, поддержал его и взял на придворную службу.Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
В 1977 году вышел в свет роман Льва Дугина «Лицей», в котором писатель воссоздал образ А. С. Пушкина в последний год его лицейской жизни. Роман «Северная столица» служит непосредственным продолжением «Лицея». Действие новой книги происходит в 1817 – 1820 годах, вплоть до южной ссылки поэта. Пушкин предстает перед нами в окружении многочисленных друзей, в круговороте общественной жизни России начала 20-х годов XIX века, в преддверии движения декабристов.
Предлагаемую книгу составили два произведения — «Царский суд» и «Крылья холопа», посвящённые эпохе Грозного царя. Главный герой повести «Царский суд», созданной известным писателем конца прошлого века П. Петровым, — юный дворянин Осорьин, попадает в царские опричники и оказывается в гуще кровавых событий покорения Новгорода. Другое произведение, включённое в книгу, — «Крылья холопа», — написано прозаиком нынешнего столетия К. Шильдкретом. В центре его — трагическая судьба крестьянина Никиты Выводкова — изобретателя летательного аппарата.
Немецкий писатель Оскар Мединг (1829—1903), известный в России под псевдонимом Георгий, Георг, Грегор Самаров, талантливый дипломат, мемуарист, журналист и учёный, оставил целую библиотеку исторических романов. В романе «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», относящемся к «русскому циклу», наряду с авантюрными, зачастую неизвестными, эпизодами в царственных биографиях Елизаветы, Екатерины II, Петра III писатель попытался осмыслить XVIII век в судьбах России и прозреть её будущее значение в деле распутывания узлов, завязанных дипломатами блистательного века.
Этот поистине изумительный роман перенесёт современного читателя в чарующий век, — увы! — стареющей императрицы Елизаветы Петровны и воскресит самых могущественных царедворцев, блестящих фаворитов, умных и лукавых дипломатов, выдающихся полководцев её величества. Очень деликатно и в то же время с редкой осведомлённостью описываются как государственная деятельность многих ключевых фигур русского двора, так и их интимная жизнь, человеческие слабости, ошибки, пристрастия. Увлекательный сюжет, яркие, незаурядные герои, в большинстве своём отмеченные печатью Провидения, великолепный исторический фон делают книгу приятным и неожиданным сюрпризом, тем более бесценным, так как издатели тщательно отреставрировали текст, может быть, единственного оставшегося «в живых» экземпляра дореволюционного издания.
Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.