По весне, по осени - [22]

На дворе прекрасная, хмурая, мозглая, беспросветная чухарская погода (непогода). Погода все та же, но не стало деревни, вот какая оказия. Бывший магазин, я бывал в нем, делал покупки у иногда приходящей из Озровичей магазинщицы Кати, куплен профессором, доктором математических наук. Я еще не знаком с доктором. Вообще главное в нашем дачном местечке — непроявление интереса друг к другу, взаимная нахохленность.

Деревня не возвратится в сие место. Когда мотоциклист Алеша станет фермером, заколосятся его нивы, затучнеют стада? Из года в год я прохожу все те же круги, сохраняя за собой должность нештатного летописца бывшей деревни Нюрговичи, повторяюсь в летописании. Должно что-нибудь случиться, назревает кульминация: поджог избы, волкодав (козлодав) Гера у соседа Гены, крах кооператива «Сельга», ограбление кооператоров, конфликт Валеры Вихрова с бывшей тещей Адой...

Не хочется уходить, Господи! Так далеко идти. А надо. Покуда носят ноги. Говорят про ноги, что они кормят волка. Но я же не волк, ей-ей...

5

Я — Леший. Ну да, тот самый, опубликованный, гласно курирующий... Мой клиент Старец нынче не рыпается, тише воды, ниже травы. Во что-то вслушивается, чего-то ждет, но всякий раз сбывается нечто другое, нежданное. Весной я перегнал Старца из его избы в чужую, науськал кого надо избу подпалить, чтобы запахло горелым при свете дня (я хотя и порождение тьмы, на свету тоже функционирую, только прищуриваюсь)... Старец потрепыхался: «Ах, надо и это перетерпеть, отречься от внешнего, затаиться во внутреннем...» Однако патроны в стволы вложил, ружье в изголовье поставил. В духе времени мой сценарий...

Признаться, мне, Лешему, нынче можно и не вмешиваться в текущую действительность, все идет по моим разработкам, даже с непредвиденным ускорением: всеобщий раздрай. По временам становится скучно, хоть плачь: перепроизводство ненависти. По телевизору показывают: первое лицо в государстве — президент, с перекошенным лицом погрозил пальцем народным избранникам депутатам: «Я вам этого не забуду!» И плакать нельзя: Лешевы слезы дождями прольются, а на дворе великая сушь. Я могу испортить погоду; климат на планете уронили лучшие умы человечества, ну, разумеется, хомо техникус. Гуманитарии-благодетели навострились в верхний эшелон власти, в президентский корпус — в славянских странах, в Балтии, было в Грузии, теперь в Венгрии... Даве были диссиденты, ноне стали президенты. А? Богатая рифма?! И какой лексический разброс! В России, то есть в РФ, гуманитарий на самый верх не пройдет, даже с диссидентским бантиком в петлице, покуда не изведется кадровый резерв партийных бонз, оказавшихся не у дел. Наш радикальный гуманитарий ломящемуся в президенты партийному иерарху ковровую дорожку раскатывает, аллилуйю поет, в диссиденты посвящает. Эсэнгэшный президент — самый первый диссидент...

Это я так, к слову, не мой предмет, просто пользуюсь предоставленной трибуной. Человеческие слабости мне, Лешему, тоже свойственны. Собственно, в этом мое призвание: слабости культивировать, сильные стороны низводить.

Президент по восшествии на пост попадает в поле действия главных надмировых сил; на него накладывает лапу сам Сатана (иногда лапа накладывается загодя, оставляет на темени след, но это случай особый). От себя скажу, президент — негуманная профессия; один Буш оставил по себе в Ираке столько могил, сколько у нас в Чухарии муравейников. Судя по всему, нынешний российский президент не отстанет от заокеанского, хотя и без «бури в пустыне».

Я — Леший; смертоубийство — не мое ремесло.

А так вопросы одни и те же на всей территории бывшей империи, будь то СНГ, РФ и у нас в Чухарской республике (можно назвать ее ЧУР, звучная аббревиатура). По женскому вопросу я в прошлом году высказывался, мне Старец дал слово, так и озаглавил: «Слово Лешему». Конечно, самонадеянно впрямую связывать выступление в прессе, даже такого авторитета, как Леший, с волеизъявлением президента. Но не бывает и дыму без огня: Ельцин избавился от советницы Старовойтовой... А я о чем говорил в моем «Слове»? Ну вот... Я слов на ветер не бросаю, тем более знаю, откуда он дует.

В национальном вопросе я традиционалист, тонкий знаток поверий, психического склада народа, в среде которого обитаю. Я — вепсский Леший, легко переориентируюсь в русского; у вепсов с русскими нет этнической несовместимости, из одной почвы произросли, одна у них биосфера. Господин Великий Новгород в незапамятные времена взял под свою руку Чухарию да и сам по уши врос в здешние болота, пустил корень. Коренное население во все времена жило по законам Лешева царства, умело законы переступать, от Лешего открещиваться.

Выдворяли вепсов, равно и русских, с насиженных мест коммунисты — бесовство государственное, идеологическое. Стало пусто, местность осиротела, подрублен корень. Стариков почти не осталось, пашозерские старухи сойдутся на бесёду и меня помянут: «Леший знает, кому это надо, чтобы в наших избах дачники жили». Я-то знаю, только у меня не спросили, когда решали, местную специфику в расчет не взяли. Все было централизовано, и в нашей системе тоже.