По тылам врага - [14]

Замолчать этот случай фашисты не могли. И берлинское радио сообщило, что «под Евпаторией большевики пытались высадить крупный десант, но были отбиты с большими для них потерями…».

Ответить на это сообщение берлинского радио можно было русской пословицей. «Врать — не цепом махать. Не тяжело».

Пока гитлеровцы трубили о своей мнимой «победе» под Евпаторией, наши разведчики готовились к новым походам в тыл врага.

На Ялтинском шоссе

Выхватывая из темноты лучами фар петлявшую по горам неширокую ленту асфальта, по шоссе мчится грузовик. Время уже за полночь. Дорога пустынная, и шофер гонит машину вовсю. Скоро на обочине мелькнет указатель с непонятным для гитлеровца словом «Мухалатка», а там уже рукой подать до Ялты. Но вдруг перед одним из крутых поворотов в свете фар шофер увидел стоящего посреди шоссе человека. Человек поднял руку, требуя, чтобы машина остановилась. Однако она идет, не сбавляя скорости. Тогда раздается короткая автоматная очередь. Шофер, бессильно наваливается на баранку руля, и потерявший управление грузовик, перескочив через кювет, летит под откос. Слышен треск ломаемых деревьев, шум скатывающихся под гору камней. Затем все стихает. И тогда у разбитого грузовика вспыхивает узкий луч карманного фонарика.

— Что, опять ни одного живого?..

— Да. Не везет и только, — слышится голос Буфалова. — Ведь по-хорошему предупреждал фашиста — остановись!.. Нет, прет. А теперь нашему капитану опять придется скучать без соотечественника…

— Ну ладно. Давайте соберем хотя бы документы.

Из-под обломков грузовика вытаскиваем трупы гитлеровцев. Забираем документы, письма. Потом снова поднимаемся на шоссе и, пройдя километра два в сторону Байдарских ворот, у очередного крутого поворота ложимся, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы хоть немного согреться, в кювет. Начинает моросить мелкий холодный дождь. Всех пятерых пробирает озноб. Декабрь — это декабрь, даже здесь, на Южном берегу Крыма. Так хочется встать, потоптаться, чтобы хоть немного согреться. Но делать этого нельзя. Судя по усиленным патрулям, шныряющим в последние дни по шоссе, гитлеровцы уже не особенно верят в то, что участившиеся случаи ночных «аварий» одиночных автомашин — простая случайность. Не исключено, что где-то близко находится вражеский «секрет».

Время идет мучительно медленно. Мы уже давно не высыпаемся, и сейчас клонит ко сну. Сквозь дрему слышу шепот Буфалова. Толкая под бок лежащего рядом Маркова, он безвинно спрашивает:

— Ты что это, Миша, зубками барабанную дробь выстукиваешь?.. Неужели замерз?.. А я так чувствую себя, как на печке.

— Перестань, — отбивается Марков.

Но Буфалова это нисколько не смущает:

— А что?.. И в самом деле неплохо бы сейчас у печки посидеть. Дрова этак тихонько потрескивают. Теплынь…А ты мехи своей гармошки разводишь да что-нибудь душевное выводишь. Лирика…

— Замолчи ты, балаболка, — сердито отвечает Марков, но чувствуется, что он улыбается.

Конечно, разговаривать, даже шепотом, в нашем положении нельзя. Но если в тылу врага намерзшиеся, вымокшие люди еще способны шутить — это очень хорошо.

Наконец со стороны Байдарских ворот вновь показывается отблеск автомобильных фар.

— Это мой?.. — спрашивает Гончаров.

— Хорошо. Но только зря на рожон не лезь. В случае чего — лучше пропусти.

— Не беспокойся, мичман. Все будет в порядке…Гончаров поднимается и по обочине шоссе идет вперед, за поворот. Остальные остаются на месте. Если поблизости засел вражеский «секрет», то мы, ничем себя раньше времени не выдавая, сумеем лучше помочь товарищу.

Свет фар все ближе. Вот сквозь приближающийся рокот мотора послышалась короткая автоматная очередь, и еще одна вражеская машина полетела под откос. Убедившись, что снова стало тихо, спускаемся к ее останкам. Это автобус, в котором ехало более десятка гитлеровских офицеров. И опять ни одного живого. Снова приходится довольствоваться только документами.

Близится рассвет. Пора возвращаться на базу. Две автомашины и более двадцати уничтоженных гитлеровцев — не так уж плохо для одной ночи.

Цепочкой, один за другим, пробираемся сквозь кустарник. Умышленно выбираю труднопроходимые места. Под ноги то и дело попадают скользкие камни, густо переплетенные корни. Но разведчики идут тихо, словно тени, ничем себя не выдавая.

Часа через полтора подходим к своей пещере. Здесь нас встречает Захаров. Передаем ему все собранные за ночь документы. Отойдя в сторонку, он начинает составлять очередное радиодонесение. В восемь утра час будут ждать в эфире.

Развязываем гитлеровского капитана медицинской службы, захваченного в спущенной под откос легковой автомашине. Он вез в Ялту донесение о потерях под Севастополем одной из немецких дивизий. Донесение это мы передали по новому адресу. Днем гитлеровец сидит развязанный, а на ночь, когда на базе остается один Захаров, мы его связываем. Немец уже привык к этому «режиму», и когда с наступлением темноты мы начинаем готовиться к выходу на шоссе, сам ложится, протягивает ноги и складывает за спиной руки, чтобы нам удобнее было его связывать.

Татарин Ахмет, которого мы захватили в первый день после высадки, очень услужлив. Он открывает консервы, режет хлеб, разливает по кружкам ром. С продовольствием у нас раздолье. Вместе с документами мы принесли со спущенных под откос автомашин хлеб, консервы и даже несколько бутылок вина. А вот в первые дни составить меню на каждый день было не так-то просто.