По ту сторону звезд. Книга 2 - [99]

Кира тихо рассмеялась:

– Кто бы говорил.

– Тебя не убедить, так? – спросил Фалькони, и Кира прямо-таки увидела, как он раздосадованно хмурится.

– Если у тебя есть идеи, я готова их обсудить.

– Достань джокера из рукава. Проделай какой-нибудь безумный фокус и перебей всех жутей.

– Я, конечно, мастерски играю в карты, но не настолько.

– А я-то думал…

– Ха! Как ты не понимаешь? Это и есть мой джокер. Я ломаю шаблон, я нарушаю сложившееся равновесие. Иначе кончится скверно для всех нас. Не твоя вина – ты не смог бы это остановить. Никто не смог бы. Думаю, это стало неизбежным уже в тот момент, когда я дотронулась до чужи, там, на Адре.

– Предопределение? Суровая мысль… И ты уверена?

– В вас сейчас не стреляют?

– Не стреляют.

– Значит, да: я уверена.

Фалькони вздохнул, и Кира почувствовала, как он устал. Представила себе, как он парит в рубке «Рогатки», завис перед голографическим дисплеем, все еще в том бронескафандре, забрызганном ихором и кровью. Сердце мучительно сжалось. Расставание с ним и со всем экипажем «Рогатки» оказалось горестнее даже, чем прощание с родителями и сестрой. Фалькони и все остальные были тут, рядом, а родные – где-то далеко, абстрактный образ, смутные призраки, с которыми она давно уже разлучилась.

– Кира… – пробормотал Фалькони. В голосе его уже зазвучала скорбь.

– Так должно быть. Уведи отсюда «Рогатку», пока есть такая возможность. Жути не будут в вас стрелять. Ну же, поторопись.

Затяжная пауза; Кира угадывала, что Фалькони препирается с Нильсен и Щеттер. Нехотя, напряженно капитан наконец ответил:

– Вас понял.

– И мне нужно знать, как взорвать «Касабу».

Еще более долгая пауза. Потом:

– Грегорович говорит, сбоку есть панель доступа. Внутри клавиатура. Код активации дельта-семь-эпсилон-гамма-гамма… – Кира сосредоточилась, запоминая последовательность букв и цифр, которые диктовал Грегорович. – После того как нажмешь «Ввод», у тебя останется десять секунд на то, чтобы убраться подальше.

Но она не успеет «убраться подальше» – и она, и Фалькони прекрасно это понимали. Попытаться попытается, конечно, да только Кира не питала иллюзий, будто Семя сумеет обогнать волну от ядерного взрыва.

Она тщательно сплавляла Семя со снарядом, переплетая их элементы так, что уже трудно было определить, где заканчиваются чужь и Кира и начинается «Касаба». Она так глубоко и полно внедрилась в бомбу, что ощущала каждый ее элемент, вплоть до мелких сварных швов в раструбе ракеты и микродефектов контейнера с плутонием. Эту работу она проделала очень тщательно и, завершив ее, с удовлетворением поняла, что даже Утробе нелегко будет отделить Семя от ядерного заряда.

И тогда она посмотрела в сторону Утробы. Та все еще была слишком далеко, невидима, но Кира ощущала ее присутствие, как назревающую на горизонте бурю, как отяжелевшие, готовые разразиться грозой тучи.

Расстояние между ними стремительно сокращалось – и все же недостаточно стремительно, с точки зрения Киры. Нельзя позволить, чтобы Утробе пришло на ум – или что там у нее осталось от ума – иное решение. Семя подгоняло ее вперед изо всех сил, но Кира жалела, что у нее не имеется топлива и невозможно разогнаться еще больше.

Что тут можно сделать?

Ответ – когда Кира до него додумалась – вызвал у нее угрюмую усмешку.

Она сосредоточилась на представившемся ей образе, удерживала образ и идею в уме, транслируя их Кроткому Клинку.

Чужь почти сразу уловила ее мысль и, к радости Киры, тут же отреагировала.

Из головки бомбы выросли четыре черные лопасти, тонкие, изогнутые, – они вытянулись наружу большим косым крестом. На концах они становились все тоньше, пока не сошли на нет. Кира ощущала их как растопыренные пальцы, хотя расстояние между ними составляло уже тридцать, сорок метров и продолжало расти.

В основании каждой лопасти формировалась зеркальная мембрана толщиной с пленку мыльного пузыря, гладкая, словно поверхность озера в безветрие. Мембраны тоже росли вверх и наружу, соединяя между собой лопасти, пока не достигли дальних концов косого креста. В отражении Кира многократно видела себя: черный ком, прилипший к боку «Касабы», безликий, безымянный посреди бледной безбрежности галактики.

Она подняла правую руку и помахала самой себе. Вид собственного машущего в ответ отражения позабавил ее. Ситуация была столь нелепой, что Кира расхохоталась в голос. И как тут не рассмеяться? Смех – единственная уместная реакция человека, оседлавшего ядерную бомбу и отрастившего паруса для уловления солнечного ветра.

Паруса росли. Вес их был ничтожен, но размеры огромны – на их фоне Кира превратилась в пылинку, в крошечный кокон, подвешенный меж серебристых крыл, потенциал в окружении актуального. Семя, оторвавшееся от ветки и летящее по ветру.

Она повернулась – медленно, осторожно, величественно, – паруса уловили свет звезды и ослепительно-ярко отразили его. Кира чувствовала, как фотоны давят на мембраны, подталкивая ее вперед, прочь от солнца, прочь от корабля и планет, к темному кровавому пятну – Утробе. Солнечный ветер не очень много добавлял ей скорости, но все же помогал, и Кира удовлетворялась мыслью, что сделала все возможное.