По ту сторону звезд. Книга 2 - [67]

– И я рада, Сальво, – тихо поговорила она.

На это он уже ничего не ответил, его дыхание выровнялось, замедлилось – капитан уснул.

Кира изучала мышцы на его спине и плечах. Сейчас, когда капитан отдыхал, мышцы казались мягкими, но были отчетливо видны разделяющие их линии, впадины между буграми мускулов, и Кира хорошо помнила, как эти мышцы напрягались, завязывались узлами, рельефно проступали, когда Фалькони склонялся над ней.

Она провела рукой по животу. Существует ли опасность забеременеть? Едва ли Кроткий Клинок допустит, чтобы внутри нее выросло дитя. Но хотелось бы знать.

Она прислонилась головой к стене. У нее вырвался долгий спокойный вздох. Вопреки всем тревогам она чувствовала себя умиротворенной. Не радостной, нет – в такой тяжелой ситуации радость недостижима, – но и не печальной.

Оставались считаные часы до встречи с «Потрепанным иерофантом». Кира бодрствовала до тех пор, пока примерно на середине пути не прозвучал сигнал перехода в невесомость, и тогда она с помощью Кроткого Клинка подстраховала себя и Фалькони на время вращения «Рогатки». Затем вновь на полную мощность заработали двигатели. Фалькони что-то неразборчиво пробормотал, когда включилось ускорение, но, как истинный космический странник, проспал весь этот процесс.

А потом и Кира улеглась, приткнулась к Фалькони и тоже закрыла глаза.

И наконец-то заснула.

6

Кира спала и видела сны – эти видения принадлежали не ей.

Излом за изломом: впереди, позади, толком не разберешь. Дважды колыбель принимала ее на покой, дважды она пробуждалась и, пробудившись, не находила и следа тех, кто уложил ее в колыбель.

В первый раз, когда она очнулась, рядом дожидались захватчики.

Она боролась с ними, со всеми их многочисленными формами. Сражала их тысячи в океанах и в холодном пространстве космоса, на кораблях и станциях и на давно забытых лунах. Десятки битв, больших и малых. Одни она выиграла, другие проиграла. Это все равно.

Она воевала против захватчиков, но сама была соединена с одним из них. Захватчики вели междоусобные войны, и она была верна тому, с кем связывала ее плоть. Хотя ей самой вовсе не присуще желание убивать, она стреляла, она колола шипами и рубила, пролагая себе путь меж звездами. А когда ее плоть была изувечена неизлечимо, другая заняла место этой плоти, потом третья и так далее, и с каждым соединением менялась сторона, которой она служила, то та, то эта, то снова та.

Ей было все равно. Захватчики были совсем не похожи на тех, кто ее создал. Злобные выскочки, заносчивые, глупые. Они плохо обращались с ней, потому что не понимали, кто она и что. И все же она по мере сил исполняла свой долг. Такова ее природа.

Но когда захватчики умирали – а они неизбежно умирали, – она чувствовала некое удовлетворение. Им бы следовало знать: воровать дурно, дурно лезть непрошеными. Они захватили то, что предназначалось не им.

А потом она соединилась с плотью флотоводца Нмарла, и произошел мятеж Узла Умов, подавленный восторжествовавшим Ктейном. Вновь она оказалась в колыбели, где Нмарл уложил на покой их плоть, и покоилась там еще многие изломы времени.

Когда она очнулась во второй раз, появилась новая форма. Старая форма. Странная форма. Плоть соединилась с плотью, и из плоти сочилась кровь. Соединение оказалось несовершенным. Пришлось учиться, приспосабливаться, приспосабливать. Случались ошибки, требовались исправления. И был холод, который отуплял ее, замедлял, пока соединение не осуществилось вполне.

Когда она явилась, это было тяжело. Больно. Был шум и свет, и, хотя она пыталась защитить плоть, ее попытки обернулись провалом. И скорбью, когда, очнувшись, она узнала, что вновь стала причиной гибели, а с этой скорбью появилось ощущение… своей ответственности. И желание просить прощения.

…

Вспышка! Разрыв – и каким-то образом она поняла, что это более ранняя эпоха, давние времена, до того, как ушли самые первые. Она видела круговорот звезд – галактику, – и среди этой расползшейся спирали – мириады и мириады мириад астероидов, метеоров, лун, планет и иных небесных тел, заполнявших пространство. По большей части они были пусты, на немногих обитали малые, примитивные организмы. Реже всего встречались планеты, где развились более сложные формы жизни. Это были бесценные сокровища, сияющие сады, наполненные теплом и движением, посреди бессмертной пустоты.

Это она созерцала, и свою священную миссию она ведала – пройти по пустым мирам, вспахать бесплодную землю, насадить семена будущего роста. Ибо всего важнее распространение жизни, всего важнее вскормить тех, кто однажды присоединится к ним среди звезд. Те, кто пришли раньше, – это был их долг, их обязанность, и они радовались, питая и защищая. Ведь если нет сознания, чтобы оценить бытие, само бытие бессмысленно – ветшающий склеп, заброшенный и преданный забвению.

Ее миссия направляла и поддерживала ее, она мчалась дальше по пустынным пространствам, и там ее прикосновение порождало растущее, движущееся, мыслящее. Она видела, как планеты, состоявшие из твердого камня, покрываются мягкой пестротой растений. Проблески зеленого или красного – в зависимости от типа звезды, вокруг которой они вращались. Глубоко уходили корни. Распрямлялись мышцы. Первобытное молчание прерывалось речью и песнями.