По ту сторону зеркала - [2]

Всю жизнь Наде кажется, что бабушка в обиде на дочь за то, что та умерла, а ее оставила с маленьким ребенком на руках. Ей тогда было сорок семь, по нынешним временам совсем цветущий возраст. Правда, крест на себе, как на женщине, Софья Аркадьевна поставила еще в пятьдесят втором, получив известие, что муж умер в одном из Колымских лагерей.

Все бабушкины родные пострадали от рук ВЧК, ГПУ, МГБ и как их там еще называли… Ее отца, потомственного инженера-путейца, арестовали в тридцать пятом, а в начале тридцать седьмого девятилетнюю Соню Белоцерковскую вместе с матерью и старшим братом сослали в Сибирь. Едва брату исполнилось восемнадцать, его из ссылки конвоировали в Красноярск и там, как и отца, приговорили к десяти годам без права переписки. В те времена это означало расстрел… Сонина мать умерла в ссылке в мае 1945 года, не дожив до Победы всего четыре дня, а самой Соне вскоре разрешили покинуть место поселения, правда, запретили вернуться в родной Ленинград — да и не к кому было. Девушка хотела учиться и выбрала для постоянного места жительства Новосибирск, чей университет славился на всю Сибирь. Через год она поступила на вечернее отделение гуманитарного факультета, еще через два познакомилась со своим будущим мужем, молодым физиком. Анатолия арестовали в сентябре 1950 года, за то, что выступил на собрании в защиту своего товарища-еврея, очень талантливого ученого.

Конечно, после ареста мужа из университета Соню исключили. Помня о печальной судьбе своих близких, она не стала дожидаться, когда за ней придут, и вместе с новорожденной дочкой переехала в маленький городок с неблагозвучным названием Болотное, в ста тридцати километрах от Новосибирска, почти на границе с Кемеровской областью. Устроилась работать библиотекарем в местный Дом культуры. Ей выделили комнатку в ветхом деревянном бараке, где дуло изо всех щелей, а печка больше чадила, чем грела.

Соня боялась, что дочка не переживет суровую сибирскую зиму, но тут на помощь новой сотруднице пришла директор дома культуры, которая пожалела молодую мать и разрешила ей занять кладовку, примыкающую к библиотеке. Подшивки старых газет уложили поплотнее на стеллаже вдоль одной стены, а второй стеллаж служил и нарами, и столом, и сервантом. В комнатенке не было окна, зато имелась батарея парового отопления. Для приготовления еды служила электроплитка с открытой спиралью, роскошная вещь по тем временам. Плитка была не покупная, ее в свое время смастерил Анатолий, он же научил жену, как чинить этот простейший электроприбор, в запасе имелись новые спиральки. Несмотря на отсутствие электрической розетки, Соня дважды в день готовила на плитке еду. Правда, для этого надо было вывинтить лампочку, вставить другой патрон — с двумя дырочками для вилки, и после приготовления еды проделать обратную процедуру.

Директор смотрела на это сквозь пальцы, но предупредила о строгих пожарниках, которые могут нагрянуть с проверкой в любую минуту. Поэтому Соня готовила только рано утром и поздно вечером. Но все равно она считала, что по сравнению с жизнью в ссылке и даже в новосибирском общежитии, ей ужасно повезло. Воду от колонки таскать не надо, печку топить не надо, имеется настоящий теплый туалет. Детские воспоминания о жизни в двух просторных комнатах на Васильевском острове, в квартире, которую ее семья до революции занимала целиком, ей давно казались волшебным сном.

До открытия библиотеки и после конца рабочего дня Софья успевала погулять с Любочкой, в остальное время девочка спала или тихо играла. Дверь из кладовки в библиотеку всегда была приоткрыта, но Соне редко приходилось покидать свой пост, Люба была на редкость спокойным ребенком.

При карточной системе на небольшую зарплату библиотекаря прожить было трудно. Но Софья с детства знала, что ее золотые руки всегда дадут ей кусок хлеба, так еще мама говорила, научившая ее шить, вязать, вышивать гладью и крестиком, делать сложные узоры в стиле «ришелье». С десяти лет Соня помогала ей делать красивые подзоры на кровати, нарядные наволочки, украшать вышивкой праздничные скатерти. Потом научилась рассчитывать выкройки, шить платья, и даже пальто. Деревенские женщины расплачивались с ссыльными мастерицами яйцами, салом, молоком и маслом, и уносили от них отлично пошитые платья, стопки нарядного белья в приданое, перелицованные пальто.

После переезда в Болотное мамин «Зингер» — едва ли не единственная вывезенная из Ленинграда вещь — опять помог Сонечке. Вначале она сшила блузку и перелицевала костюм директору дома культуры. Потом к ней стали обращаться другие сотрудницы. Директрисе Сонечка шила даром, в благодарность за то, что обеспечила теплым жильем, товарищам по работе — за небольшую плату или продукты. А из остающихся обрезков ткани она сооружала своей дочке комбинированные платьица. Любочка все детство проходила в нарядах из лоскутов, зато одежду с чужого плеча не носила никогда.

Вскоре болотнинские модницы заметили, что работницы дома культуры щеголяют в отлично пошитых платьях и костюмах, и к Софье потянулись женщины со стороны. Одна из таких заказчиц, жена председателя горисполкома, помогла ей сменить комнату в бараке, где она была прописана, на другую — в кирпичном двухэтажном доме со всеми удобствами, то есть с водопроводом и канализацией. Это было фантастическим счастьем, потому что таких домов в городе было всего несколько, в основном он был застроен деревянными бараками и дореволюционными домами частного сектора. При этом в годы войны за счет эвакуированных население Болотного значительно увеличилось.