По ту сторону вселенной - [4]

Стром отыскал взглядом особенно дорогую ему звездочку. Как бы плохо он ни разбирался в астрономии, ее-то не перепутает ни с одной другой.

Вспомнилось древнее предание:

«Два бога — Светоч и Крыса — вступили в спор: быть людям бессмертными, как Светоч, — уходить и возвращаться, — или смертными, подобно крысам, — отжив, исчезать навечно? Крыса победила. Поэтому люди смертны».

Далеко отсюда Светоч и обращающийся вокруг него Мир — родная планета, на которой Стром провел лучшую часть жизни, нет, всю жизнь, потому что не живет он сейчас, а существует. Душа его осталась на Мире, тело же перенесено в некие райские кущи, созданные добрым человечеством для таких неудачников, как бывший футуролог Стром.

Он выбрал своей профессией охрану будущего. И пока изображал его в розовых красках, пользовался известностью, признанием и почетом. Когда же разглядел тучи, сгущавшиеся над человечеством, сразу же стал не нужен.

— Ваше учение нарушает общественную устойчивость, — сказал ему тогда Председатель Всемирного Форума, седоголовый мальчишка, один из массы, поставленный над нею волей компьютеров. — Люди должны жить с уверенностью в завтрашнем дне. Иначе этот день не будет радостным. Так и сказал: «… не будет радостным!», как будто радость — самоцель для человечества…

Да, Крыса победила, и люди, черт возьми, смертны!

Далеко отсюда Светоч и обращающийся вокруг него Мир… Далеко… Маленькая планетка приняла то, что осталось от Строма после разговора с Председателем. Уютная, с пониженной силой тяжести, благодатной природой, разреженным, но богатым кислородом воздухом. С целительными излучениями — эманацией здоровья и бодрости. Планета-заповедник — полная противоположность Миру. Музей неоскверненной флоры, воплощение идиллии, свершившаяся утопия. Так, собственно, она и названа — Утопия… Не слишком оригинальное название! Но, с другой стороны, отчего не быть Утопии, если в ней возникла необходимость?

А дома сейчас весна. Ранняя, бурная, короткая. По утрам царит прохлада, а днем Светоч пылает ярко и жгуче, словно уже началось лето. Аромат гнолий на морском побережье смешивается с йодистым запахом водорослей, образуя пряный, насыщенный отрицательными ионами кислородный коктейль, который, думал Стром, можно не только вдыхать, но и пить крупными вкусными глотками.

Еще не вскрылся лед на Ртыше и Уне, но наверняка стал уже рыхлым, ноздреватым, а на лесных полянах появились проталины, заструились ручьи, проглянули подснежники, стремясь опередить в цветении специально выведенные сорта ранних гнолий. Впрочем, много ли их осталось, лесов?

В городах, с искусственным климатом и программируемой погодой, весна, конечно, не так заметна… Лишь сезонные флуктуации моды свидетельствуют, что она в разгаре.

И всего этого Стром лишился, то есть лишил себя!

Он зримо представил Мир — гордую, величественную планету, непотопляемый корабль в волнах космоса. Представил всю целиком, точно огромный глобус.

Три световых часа… Что значит это расстояние при нынешней технике?

Планета-пригород — вот как называют Утопию… Но какая же бездна отделяет от Мира его, Строма!

Столетия назад человечество балансировало на зыбкой грани ядерной войны, напоминая каскадера, вытворяющего немыслимо опасные трюки, в которых азарт, корысть и амбиции преобладали над разумом. Каскадер, как ни странно, остался жив, но не милость ли это судьбы? А милости не могут повторяться бесконечно…

Потом чуть было не произошла экологическая катастрофа: столько лет человечество с присущей ему настойчивостью разрушало среду обитания! В последний момент сумели предотвратить. И опять-таки посчастливилось…

Чудом спастись от последовавшей затем генетической катастрофы, когда людей поразила эпидемия мутаций — результат повысившегося их же стараниями радиоактивного фона. С какими проблемами, и в первую очередь этическими, пришлось тогда столкнуться!

Но спаслись же, не правда ли, Стром? Выжили. Двинулись вперед. Достигли изобилия и процветания. В исторической дали остались войны и классовые битвы. Трудно поверить, что когда-то существовали государства, границы, военные и политические блоки, расовая и религиозная рознь.

Плывет Мир в океане Вселенной, экономически обновленный, свободный от насилия, эксплуатации человека человеком…

Так, значит, прав Председатель, а не ты, Стром? К чему паниковать раньше времени? Надо будет, выстоим. Привыкать нам, что ли? Плюнь на все. Радуйся: здесь твое существование продлится на долгие годы. Только не думай. Ни о чем не думай!

В тебе все еще кипит обида? Оттого, что ты на Утопии, а не на Мире? Оттого, что обошлись без тебя, даже не заметили твоего исчезновения?

«Да, — вынужден был признать Стром, — отчасти это обида. Но прежде всего на самого себя. С каким глупым энтузиазмом я принял а свое время идею Утопии!

Считал: меня-то она не коснется. Утопия для уставших от жизни, неспособных приносить общественную пользу. Для тех, кто вступил в конфликт с настоящим.

Хотите отдыха — получайте!» С досадой вспоминал Стром и ту, последнюю, встречу с Председателем, и все последовавшие затем свои поступки, вызванные ущемленным самолюбием.