По ту сторону стаи - [31]

   Симон и Элис! О, да! Лучшие из лучших, элитный отряд Сектора. По сути, такие же убийцы, как и мы, лишь находящиеся с другой стороны решётки. Но только Монфор об этом не знает. Или знает частично. Его представление о родителях сформировано искусственно, он не мог видеть того, что было на самом деле. Если только не догадался. Но, тем не менее, по законам кодекса чести он имеет право ненавидеть Легран, так же, как и мстить.

   - Вы... нелюди, - тихо говорит он.

   - Симон и Элис... - начинает было Лена.

   - Оставьте их! - выкрикивает Монфор. - Я не о том! Просто какие-то люди! КАКИЕ-ТО! Что они вам сделали?

   - Какие-то - ничего. Только то, что они родились людьми. Погаными выродками, - уточняет Лена. - Оставь, Близзард! Дай-ка я объясню! - останавливает она меня. - Ведь это не ты видел, как горит усадьба твоего деда, да, Эдвард? И не твою бабку забивают камнями, подловив ненароком. Ведь это не твоя прабабка горит на костре, застреленная серебряной пулей - всего лишь для гарантии, Эдвард, не думаю, что у человечьего сброда настолько много серебра. И не твой отец пойман и проткнут осиновым колом на пожарище фамильного поместья. Ты всю жизнь живёшь в Британии, в НАШЕЙ Британии, и ты понятия не имеешь, что творится, и что творилось за её пределами, когда тебя ещё и на свете не было! А потом это не тебя клеймят - за убийство, которое и убийством-то назвать нельзя, ведь не говорят же так о раздавленном таракане. И не тебя ссылают в пустоту, где, кроме льда, ничего больше нет, даже времени, и потому там пропадает душа, вместе с проклятым теплом - постепенно, незаметно, но пропадает, чёрт подери! И вот появляется некто: сильный, влиятельный, из привычной для нас, чёрт подери, среды родовой знати - и этот некто считает, что необходима грань между нашими мирами, что не надо кидаться, очертя голову, перенимать от людей и полукровок их дурацкие нововведения и подчиниться которому - честь, а не обязанность. А потом доблестные Симон и Элис выбивают зубы и ломают кости всем, кто считает так же. А потом появляешься ты и осуждаешь меня за то, что я пытала тех, кто пытал меня; и её - за то, что она получает удовольствие от смерти существ, убивших её Семью. И убивающих всех нас на протяжении веков.

   В комнате повисает тишина. Лена переводит дух. Она очень кратко, но точно обрисовала историю моей Семьи. У самой у неё было что-то похожее. Истории всех Семей имеют подобные эпизоды, хотя бы раз в несколько поколений. Не потому, что мы поголовно глупцы, а потому, что люди, как ни крути, всё-таки периодически умнеют. Именно поэтому мы считаем честью присягу хозяину. По сути, мы служим не человеку, а силе и идее.

   В комнату, стараясь быть незаметным, пробирается карлик и с поклоном забирает чайную посуду.

   - Знаешь, Монфор, он тоже хочет жить, - с насмешкой говорит Лена, показывая на подменыша. - Тут он раб, а там - труп. И он отнюдь не желает сгореть в печке, посаженный крестьянами на уголья или на раскалённый противень - в качестве проверки для фейри.

   Монфор молчит.

   - Ты имеешь право мстить мне, - говорит ему Лена. - Почту за честь сойтись с тобой в поединке. Выбери место, время, и с кем ты хочешь драться - со мной или Анри.

   Лена целует меня в щёку и, кивнув, быстро выходит.

   В комнате тишина.

   Я опять одна. Дедушка, отец... Винсент, дорогой... Наверное, хорошо, что у нас нет детей. Нам было не до них. Что стало бы с ними? Тайные подвалы чужих домов - вместо родового имения, копия приговора Внутреннего Круга, хранящаяся между страниц школьного учебника - вместе с фотографией из газеты, косые взгляды безродной швали отовсюду, куда ни кинь?

   Я лежу и смотрю в потолок. Паутина в углах чуть колышется от сквозняка. Чужой потолок чужого запущенного дома. Дедушка, милый, знали ли вы, что много лет спустя ваша Ядзя будет обретаться здесь, а не в пропитанных силой веков старинных комнатах усадьбы, и что самой усадьбы уже не будет? Вы научили меня всему, что я умею. Властвовать и подчиняться. И вы одобрили бы то, как я живу. Вы порадовались бы, если бы могли видеть, как я не издала ни звука, когда раскалённое докрасна тавро палача коснулось моей кожи.

   Чёртово Межзеркалье. "Приговаривается к пожизненному заключению". Я вспоминаю тяжесть цепей в суде и то, как они врезаются мне в руки, множество лиц, слившихся в одно, гул голосов, переходящий в рёв шторма под стенами крепости Утгард. Вы гордились бы мной, дедушка. Я верну то, что должна. Я сделаю всё, чтобы стать прежней и засыпать в СВОЕЙ комнате, под присмотром СВОЕЙ выдрессированной горничной, как когда-то засыпала под присмотром кормилицы в накрахмаленном чепце, не рискуя в любую секунду попасть в схлопывающуюся парализующую ловушку, расставленную для меня каким-нибудь недоношенным "покойником"-полукровкой. И я буду идти до конца.

   Тёмные ели парковой аллеи. Маленькая вересковая пустошь между скалистых утёсов. Проклятые хлопья снега, беззвучно покрывающие руины усадьбы. С тех пор я ненавижу снег. Рухнувшая опёка владетеля и кровь тех свиней, которые пришли покопаться в едва остывших угольях. Вы хорошо учили меня, дедушка, и эти свиньи нашли лишь свою смерть, когда я утопила их в собственном поганом дерьме. И буду топить, пока жива.