По ту сторону смерти - [110]

И Шторма осенило: перед ним не кто иной, как сам Яго.

— Бедняга Шторм, — усмехнулся тот, — как вы могли надеяться победить меня?

Шторм покачал головой. И снова слова Яго показались ему странно знакомыми.

— Что? — спросил он. — Что вы такое?..

Яго расхохотался. Натуральным загробным хохотом. Натуральнее, чем Николсон в «Адском пламени». Вот интересно, почему это отрицательные персонажи все как один такие счастливчики?

— Да вы меня, похоже, не узнали? — удивился Яго. — Это странно. Вы же меня и сотворили, дружище. Я… — Он буквально пожирал Шторма своим гипнотическим взглядом. — Я Якобус.

Шторм едва заметно кивнул. Теперь он понял. Он вспомнил. Это были его слова. Слова из «Призрака». Лицо его исказила гримаса. Он попытался отпрянуть, вырваться из колдовских чар этого дьявольского взгляда.

— Ну да, понятно, — прохрипел он. — Всем хочется попасть в Голливуд.

Яго снова засмеялся. Он поднес огонек зажигалки к свече, которую держал в другой руке. Зажег фитиль. Потушил зажигалку. Задумчиво посмотрел на дрожащее пламя.

— Знаете, это здорово. Честное слово, здорово, что мы с вами все-таки встретились.

Шторм сморгнул с ресниц капли пота и с яростью посмотрел на ухмыляющуюся физиономию. Попытался высвободить руки, но они были точно в тисках. Дуло револьвера больно давило в висок. Из груди Шторма вырвался сдавленный стон.

Яго улыбнулся и отошел. Пройдя несколько шагов, он грациозно наклонился, поднял какой-то предмет, который лежал на полу. Выпрямился.

«Младенец Христос». Яго подошел к противоположной стене и аккуратно поставил створку на каменные плиты.

Шторм неуклюже — мешал державший его руки монстр — повернул голову. Перед ним был триптих Рейнхарта.

Все три створки стояли у стены на предусмотрительно расстеленной желтой оберточной бумаге. Слева «Волхвы», справа «Богородица», в центре — «Младенец Христос». Створки были без рам и сейчас, придвинутые вплотную друг к другу, образовывали одно, великолепное и воздушное, целое.

Яго с торжествующей улыбкой вознес свечу к потолку.

— Знаете, я сказал моим друзьям, чтобы они не трогали вас, — сказал он. — Честное слово, я думал оставить вас в покое. У меня были на то причины, и потом — я все-таки большой поклонник вашего таланта. Я велел им действовать тихо, как мышки, чтобы — упаси Бог — не потревожить вас. — Он задумчиво кивнул своим мыслям. — Сэр Майкл сказал нам, где он спрятал створку. В обмен мы пообещали сохранить жизнь его дочери. Мои помощники, люди в высшей степени благородные, были великодушны и убили его тихо, не поднимая шума. И на цыпочках вернулись сюда. Вы видите, мистер Шторм? И все это ради вас — я не хотел без нужды причинять вам боль. Честное слово. И все же, все же… — У него был проникновенный, обволакивающий голос. — И все же меня не отпускала мысль, что это наш Рок. Наш удел. Наш жребий. И стоило мне услышать, как падает камень, я понял: «Это Рок. Он прошел сквозь толщу стен, и вы непременно последуете его зову». Тук-тук. Тук-тук. Разве это не знаменательно? Рок. Это все Рок.

Яго с обожанием взирал на триптих, перемещая свечу от одной створки к другой. На картинах плясали неровные блики.

И Шторм, словно загипнотизированный фантасмагорической пляской света, неотрывно смотрел на триптих. Взгляд его скользил от «Волхвов» к «Младенцу Христу», задерживался на «Богородице» и возвращался обратно. Как вдруг ему почудилось — нет, он готов был поклясться, что видел это собственными глазами, — будто триптих медленно — словно под воздействием света — оживает. С ним происходили странные метаморфозы. Что-то менялось, неуловимо и вместе с тем осязаемо. Это было невозможно объяснить простым обманом зрения — триптих на глазах претерпевал чудесную трансформацию. Нет, все персонажи оставались на месте, но менялась сама фактура мазков, которые на стыках створок вдруг образовывали гармоничное единство, и из него появлялись на свет таинственные рунические письмена, располагавшиеся вертикально, снизу вверх.

У Шторма от изумления непроизвольно открылся рот.

— Боже правый, — пробормотал он. — Так это не выдумки?

Яго радостно хихикнул:

— Это Рок. Рок. Чудесно.

Он медленно направился к Шторму.

Шторм почувствовал, как у него засосало под ложечкой. Яго остановился совсем рядом с ним.

— Все это просто чудесно, — повторил он. — Потому что вас действительно по праву можно назвать моим творцом. Вы меня создали. Или воссоздали. Понимаете? Когда я утратил жизненные ориентиры, когда я блуждал в потемках, ваш фильм помог мне прозреть, помог понять свое предназначение, обрести собственное «я». Словом, вы сделали меня тем, кто я есть. Тот, кого вы видите перед собой, мистер Шторм, есть плод вашего воображения. Это ли не чудесно? И вдумайтесь — какая злая ирония судьбы. Какая причудливая смесь трагедии и бурлеска. Потому что теперь, после всего, что случилось — после того, как вы увидели сэра Майкла, там, наверху, увидели меня, увидели триптих во всей его красоте, — после всего этого мне не остается ничего другого, как только убить вас. Вы меня сотворили — а я вас убью. Вы не находите это забавным?

Яго поднял свечу и подошел к Шторму вплотную. Губы его кривились в зловещей улыбке.