По ту сторону - [15]

льшую часть времени он был увлечен тем, что напряженно смотрел на мигающий курсор. Он слышал, как вибрирует его телефон новыми сообщениями, уточняющими, по всей видимости, не забыл ли он о встрече, но отказывался сходить с места, пока не напишет хотя бы про одну книгу из трех прочитанных. Это было сильной уступкой по сравнению с первоначальным планом — написать все сегодня, чтобы осталось только отредактировать в воскресенье. В итоге, когда ему все-таки удалось выжать из себя достаточно слов, чтобы они складывались в более-менее полноценную картину, он решил перечитать написанное. Затем резко встал и вышел из комнаты. Все прочитанное казалось ему невнятным бредом какого-нибудь несчастного имбецила. Его переполняла злость на самого себя, она не давала ему дышать, он буквально давился ею. Хотелось не только уничтожить этот опус, но и бросить к чертям все это бумагомарательство и посвятить свою жизнь выращиванию козочек. Они хотя бы молоко дают. Но Даррен сдержался, вернулся к ноутбуку и, не глядя, сохранил документ, отправив его на всякий случай — в том числе, на случай внезапного приступа бешенства — еще и на внешний жесткий диск. Вообще это была привычка, приобретенная после нескольких околосмертных опытов, когда компьютер предательски зависал или, того хуже, отключался в самый неподходящий момент из-за перепадов электричества, ставя под угрозу порой долгие часы труда. Даррена не покидала мысль, что однажды ноутбук может покинуть его навсегда, погребая под собой все его старания. И даже если бы их результат был таким же печальным, как сегодня, это был бы опыт не из приятных.

Даррен посмотрел в угол монитора, где отражалось время. Было еще довольно рано, но он решил не сидеть дома в состоянии давящего ожидания. Лучше прийти пораньше и дождаться остальных.

6

Встреча, как это было у них принято, была запланирована в одном из тех мест, которые Даррен шестилетней давности обошел бы стороной за неимением особого стремления там находиться и средств для выполнения этого замысла. А потом, пройдя совсем немного вперед, он посмеялся бы над самим местом и его посетителями беззлобным смехом чужака, непонимающего обычаев другого народа. Также это было одно из тех заведений, что с таким трудом поддаются маркировке. Сами хозяева гордо заявляли, что они выше ярлыков и предпочли бы, чтобы каждый их гость сам решил, чем для него является это место. Гости же, в большинстве своем, находили там все одно и то же: тусклый — то есть, приглушенный — свет и счет на крупную сумму так сразу и не поймешь за что. В целом, это можно было бы назвать баром, если бы не чайная комната, расположенная прямо в центре зала. А еще там подавали самодельное мороженое. И все это было так странно и отталкивающе незнакомо для старого Даррена, но обновившись, он стал вполне привычен к подобным несуразицам.

Его теперешние друзья любили каждый раз ходить в разные места и «открывать для себя что-то новое». Они были похожи на стайку птиц, все время перелетающих с места на место, стараясь не задерживаться нигде надолго, чтобы не наскучить самим и не успеть устать от других.

Поначалу Даррен был совершенно не готов к лицезрению подобного калейдоскопа мест, людей и событий, а уж тем более, к тому, чтобы быть одной из его многочисленных ярких крошечных, ничего не значащих по отдельности, частиц. В его родном городе фактически все знали друг друга и было всего несколько заведений схожего толка, где собирались жители, оторвавшиеся ненадолго от рабочих и домашних обязанностей. Там всегда знаешь, чего и от кого можно ожидать. Там в одном и том же месте всегда одна и та же публика. Там точно знают, когда тебе «уже хватит», и обязательно найдется кто-то, кто проводит тебя до дома, поджидающего своего хозяина прямо здесь, по ту сторону пыльной дороги. Иногда Даррен скучал по этой ленивой стабильности и тихой веселости. Манящие, мерцающие в ночи вывески сбивали его с толку, и он не знал, как вести себя по ту их сторону. Каждая такая вылазка была для него истинно выходом в свет, еще долго отдающаяся эхом в памяти. Однако спустя какое-то — гораздо менее длительное, чем он от себя ожидал — время он стал абсолютно к ним равнодушен, ведь все они были одинаковы по сути, несмотря на нестандартную, присыпанную оригинальностью форму. Подобный подход очень гармонично вписывался в политику непривязанности Даррена. Никакие из мест, в которых он бывал, не хранили воспоминаний, а значит, если бы он вернулся в одно из них спустя годы, его не накрыло бы волной ностальгии, он не увидел бы призраков давно прошедших дней, лиц, деливших с ним те вечера и ночи. И он был рад этому.

Выйдя из дома сильно заранее, Даррен решил зайти куда-нибудь поесть. Он догадывался, что если сейчас свернет с запланированного, четко продуманного маршрута, то потом обязательно потеряется и опоздает, но пунктуальность не была важной добродетелью в их компании — никто просто не обращал на подобные вещи внимание. Недалеко от его дома стояла маленькая, пугающего вида лапшичная, где готовили лучшую лапшу, что Даррен когда-либо пробовал. Такую не подвали ни в одном из ресторанов сомнительного направления, горячо любимых его мегаполисными друзьями. Вряд ли в своем застекленелом настроении он почувствовал бы разницу, его вела туда скорее сила привычки.