По ту сторону - [4]

— Что, деточка, и кашу кушать больно? — санитарка так же прошамкала своими тапочками по пластиковому полу. В руках у нее был стакан с чаем. Она подошла ко мне и поставила его на тумбочку.

— Ничего, пройдет. К старости, знаешь сколько всего болит? Привыкаешь. Болит, значит еще живой. А так, без боли, жизнь летит незаметно.

Она улыбнулась. Эта странная женщина — мазохистка, — подумала я. Пододвинув стул к моей кровати, она села рядом, внимательно разглядывая мой живой глаз.

— На вот, сделай глоточек. Чай сладкий. Красавица ты. Ну не расстраивайся. Бог посылает тебе испытания, значит любит тебя.

Вот только бреда этого мне и не хватало. Ничего себе утешение придумала! Безглазая королева красоты! Шрамированная! Руки в поперечных шрамах! Вряд ли эти порезы заживут без следа.

— Зато жива, — ответила на мои мысли старушенция.

Она поднесла стакан к самому моему рту. Я глотнула. Вместе с горячей жидкостью по пищеводу побежала теплая надежда на жизнь. Иллюзия безопасности проникала в меня вместе с ласковым голосом этой женщины, заботливыми руками медсестры, теплой сладкой кашей и ароматным чаем. Это было блаженство.

— А что же это у тебя за порезы на руках. Дорогуша, как насечки на березе, чтоб сок слить по весне. Кто же тебя так?

Голос санитарки вернул меня к реальности. Я резко отдернула руки и опрокинула кашу.

— Кто ж тебя так запугал. Как котенок с отрезанным хвостом. Ну молчи, молчи.

Она стала торопливо собирать постеленное полотенце, чтобы не дать каше запачкать белье.

Я спрятала руки под одеяло.

— Можно мне рубашку с длинными рукавами? — я опустила глаза и старалась не смотреть на добрую санитарку.

— Боишься. Принесу.

В этот раз она не была многословной, но меня удивило, что она тоже прочла мои мысли. Неужели они так элементарны, и все читается на моем одноглазом лице.

Шуршание ее шагов вернуло меня в палату. В руках у нее была рубашка и халат.

— На вот, твое все выбросить хотели. Юбка, правда, почти целая осталась. А кофточка вся была порезана. Вот смотри.

В другой руке у нее оказался пакет. Она подала его мне. Я даже не сообразила, так быстро все произошло, что я делаю. В руках у меня оказалась черная кофточка. Рукава ее были все изрезаны, запекшаяся кровь делала ее жесткой. Юбка была почти целая. Белье тоже. На мгновение я застыла с грязными тряпками в руках. Мельчайшие подробности ярко и отчетливо встали передо мной. Как говорят в таких случаях, перед моим мысленным одноглазым взором прокрутилось все с самого начала. Надо было что-то делать. Но что?

— Спасибо вам, я зашью, — я сунула свою одежду в мешок и бросила пакет рядом с кроватью.

— Деточка, я постираю. Хочешь, помогу зашить. Ты в этом хочешь уходить отсюда?

— Да, я зашью, сейчас так модно, — прошептала я. — Это ничего, ничего.

Я с трудом сдерживала слезы. Плакать одним глазом — это уже не смешно. Санитарка взяла пакет и снова зашаркала из палаты. Я опять осталась наедине с двумя молчаливыми сопалатниками и их капельницами.

— Здравствуйте, — в дверях показался щуплый и невысокий мужчина. — Следователь Потапенко. Сергей Леонидович.

Он проговорил это еще в двери и лишь потом подошел к кровати. Круглые очки в черной оправе висели на его курносом носе.

— Рассказывайте, что произошло. Список ранений мне уже передали.

Уютно устроившись на кровати, Потапенко достал блокнот и приготовился записывать.

— Я не знаю, — пробормотала я. — Они были в масках. Помню только, подошли у дома.

— Что, по улице в масках ходили? — недоверчиво уставился на меня сквозь очки маленький человечек.

Я остановилась и посмотрела на него. Жуткая мысль, что я зря начала рассказывать все этому чужому службисту, вдруг отчетливо обнажила безнадежность моего положения.

— Нет, на улице они не были в масках, — продолжила все же я. — Они что-то вкололи мне. А потом били, когда я очнулась. У них там камера была, они на пленку все записывали, понимаете? Они снимали фильм. Я так думаю, это снафпорно.

Меня прорвало. Я старалась как можно быстрее и полнее рассказать все, что со мной произошло.

— У какого дома? Адрес свой назовите, пожалуйста.

— Не совсем у дома, у метро. А потом стали резать мне руки. Вот, видите? Я протянула ему руки и подняла рукава больничной рубашки. — Видите? Чтоб кровь пустить, а потом он мне свой член в лицо сунул, И я его откусила.

— Да погодите вы, я ничего не понимаю, — Потапенко дотронулся до моей руки. — Давайте по порядку. Лучше будет, если вы будете отвечать на мои вопросы. Насколько я знаю, изнасилованы вы не были, — проговорил он недоверчиво, уткнувшись в свой листок. — Даже раздеты.

Я замолчала и уставилась на него. Что может сделать милиция? Эти бандиты вряд ли оставляют следы для таких вот щуплых и неторопливых следователей. Кажется, он даже не хочет услышать то, что я говорю.

— Что произошло после того… погодите-ка, погодите-ка… Вы говорите, что откусили ему член?

Потапенко смотрел на меня во все глаза. Его губы стали расплываться в улыбке.

— Вы мне не верите?

— Вы употребляете наркотики?

— О чем тогда говорить! Зачем вы тогда спрашиваете, если не верите мне? — мне казалось я начала орать, но услышала лишь шипящие звуки, вырывающиеся из моих окровавленных и запекшихся губ.