По ту сторону Ла-Манша - [50]
— Пойдемте со мной.
Она привела его во двор и остановилась перед уликами: дюжиной небольших бочонков, аккуратно поставленных штабельком и никак не обозначенных.
— Откуда они?
— Из долины Роны. То есть должны быть оттуда. — Когда мадам Эмили на это не отозвалась, он продолжил пояснения: — Конечно, в старину это было гораздо труднее. Моему отцу приходилось привозить кагор по Дордони. Потом построили железную дорогу из Сета в Бордо. Большой шаг вперед.
— Мсье Колле. Извините меня, но я спрашиваю вот о чем: если мы изготовляем вино здесь, зачем мы его импортируем?
— А, понимаю. Pour le vinage.[147]
Эмили никогда прежде не слышала этого термина.
— Vinage?
— Чтобы прибавлять к нашему вину. Чтобы улучшать его.
— Но это… это… законно?
Мсье Колле пожал плечами.
— В Париже люди создают законы. В Медоке люди создают вино.
— Мсье Колле, я хочу ясности. Вы, кто заведует изготовлением нашего вина, вы разбавляете шато-о-рейли жижей из долины Роны? Вы делаете это без разрешения? Вы делаете это каждый год?
Regisseur понял, что требуется не простое объяснение фактов. Затруднения всегда чинила младшая мадам. Она, по его мнению, обладала немалой склонностью к истерии. Тогда как мадам Флоренс была гораздо спокойнее.
— Обычай сам себе разрешение, — ответил он, и по лицу мадам Эмили понял, что священная заповедь его отца не достигла цели. — Нет, мадам, не каждый год. Урожай прошлого года, как вы знаете, был неудачным, а потому это необходимо. Иначе никто не станет покупать наше вино. Будь оно чуть лучше, мы смогли бы улучшить его нашим собственным вином, несколькими бочонками девяносто третьего года. То, что мы называем le coupage,[148] — добавил он опасливо, не зная, то ли он отягощает, то ли искупает свой предполагаемый грех. — Но прошлый год был более чем средним, а потому нам должны прийти на выручку эти бочонки… pour le vinage.
Он никак не ожидал следующего поступка Эмили. Она бросилась на склад, вернувшись с киянкой и долотом. Секунд за десять было пробито несколько дырок, и нижняя половина платья Эмили окрасилась пахучим пряным красным напитком, забористостью значительно превосходившим шато-о-рейли 1894 года на складе в десятке метров оттуда.
Мсье Ламбер, привлеченный ударами киянки, выбежал из конторы и попытался успокоить мадам Эмили, представив ситуацию в исторической перспективе. Он рассказал ей о vins d'aide,[149] как их называют, и о приготовлении вина на le goût anglais,[150] как выражаются в Медоке, и что вино, которое английский джентльмен пил за своим обедом, крайне редко оставалось тем же напитком, который покинул тот или иной виноградник за несколько месяцев или лет до того, как бутылка была откупорена. Он поведал о беникарло, испанском зелье.
Недоверие Эмили было как жар каленого железа.
— Мсье Ламбер, я вас не понимаю. В прошлом вы читали мне суровые нотации о чистоте медокских виноградников, о том, как французские лозы не должны разбавляться американскими чубуками. И тем не менее вы, ничтоже сумняшеся, вливаете бочки… бочки вот этого в вино, полученное от этих же лоз.
— Мадам Эмили, разрешите мне выразить это иначе. — Его тон стал отеческим, почти тоном священника. — Какое из медокских вин лучшее?
— Шато-латур.
— Знаком ли вам глагол hermitager?
— Нет.
Ее лексикон в этот день безусловно пополнялся.
— Его употребляют, когда вино Эрмитажа, вино долины Роны, как вам, может быть, известно, добавляют в красное бордо. Придавая ему весомость. Подчеркивая его достоинства.
— Так делают в Латуре?
— Возможно, это происходит не в самом Шато. Негоциант, поставщик, укупорщик… — Руки мсье Ламбера очертили заговор благой необходимости. — В плохие годы это приходится делать. Так всегда делалось. Об этом все знают.
— И это делают там, по соседству, в Латуре? — Эмили указала на юг, прямо в солнце. — Владельцы делают это? И им поставляют бочонки вот так, при свете дня?
— Может быть, и нет.
— Тогда и мы здесь этого делать не будем. Я запрещаю. Мы запрещаем.
На террасе в этот вечер, пока ее платье все еще отмачивалось, Эмили хранила твердокаменность. Флоренс сначала попыталась привести ее в хорошее настроение поддразниванием, выразив удивление, что энтузиастка преображений не желает, чтобы ее вина обладали еще и этой способностью. Но Эмили не поддавалась ни на поддразнивания, ни на лесть.
— Флоренс, ты ведь не скажешь, что одобряешь этот процесс. Если наш ярлык оповещает, что это вино такой-то марки, а на самом деле это смесь двух разных вин, ты ведь этого не одобришь?
— Нет.
— И значит, ты тем более не одобришь, если наши бутылки будут содержать вино, изготовленное в сотнях километров отсюда из винограда, выращенного бог знает где и бог знает кем?
— Да. Но…
— Но?!
— Даже я, милая Эмили, поняла, что в наше вино дозволяется добавлять сахар, а также… как она называется, эта кислота?
— Лимонную кислоту, винно-каменную кислоту и танины. Я не настолько сентиментальна, чтобы воображать, будто процесс совсем уж чисто природный. В наши дни он носит не только сельскохозяйственный, но и промышленный характер. Однако фальсификации, Флоренс, я стерпеть не смогу. Обмана тех, кто покупает вино, кто его пьет.
Лауреат Букеровской премии Джулиан Барнс – один из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автор таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «История мира в 10/2 главах», «Любовь и так далее», «Метроленд», и многих других. Возможно, основной его талант – умение легко и естественно играть в своих произведениях стилями и направлениями. Тонкая стилизация и едкая ирония, утонченный лиризм и доходящий до цинизма сарказм, агрессивная жесткость и веселое озорство – Барнсу подвластно все это и многое другое.
«Не просто роман о музыке, но музыкальный роман. История изложена в трех частях, сливающихся, как трезвучие» (The Times).Впервые на русском – новейшее сочинение прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии, автора таких международных бестселлеров, как «Англия, Англия», «Попугай Флобера», «Любовь и так далее», «Предчувствие конца» и многих других. На этот раз «однозначно самый изящный стилист и самый непредсказуемый мастер всех мыслимых литературных форм» обращается к жизни Дмитрия Шостаковича, причем в юбилейный год: в сентябре 2016-го весь мир будет отмечать 110 лет со дня рождения великого русского композитора.
Впервые на русском – новейший (опубликован в Британии в феврале 2018 года) роман прославленного Джулиана Барнса, лауреата Букеровской премии, командора Французско го ордена искусств и литературы, одного из самых ярких и оригинальных прозаиков современной Британии. «Одна история» – это «проницательный, ювелирными касаниями исполненный анализ того, что происходит в голове и в душе у влюбленного человека» (The Times); это «более глубокое и эффективное исследование темы, уже затронутой Барнсом в „Предчувствии конца“ – романе, за который он наконец получил Букеровскую премию» (The Observer). «У большинства из нас есть наготове только одна история, – пишет Барнс. – Событий происходит бесчисленное множество, о них можно сложить сколько угодно историй.
Впервые на русском — новейший роман, пожалуй, самого яркого и оригинального прозаика современной Британии. Роман, получивший в 2011 году Букеровскую премию — одну из наиболее престижных литературных наград в мире.В класс элитной школы, где учатся Тони Уэбстер и его друзья Колин и Алекс, приходит новенький — Адриан Финн. Неразлучная троица быстро становится четверкой, но Адриан держится наособицу: «Мы вечно прикалывались и очень редко говорили всерьез. А наш новый одноклассник вечно говорил всерьез и очень редко прикалывался».
Казалось бы, что может быть банальнее любовного треугольника? Неужели можно придумать новые ходы, чтобы рассказать об этом? Да, можно, если за дело берется Джулиан Барнс.Оливер, Стюарт и Джил рассказывают произошедшую с ними историю так, как каждый из них ее видел. И у читателя создается стойкое ощущение, что эту историю рассказывают лично ему и он столь давно и близко знаком с персонажами, что они готовы раскрыть перед ним душу и быть предельно откровенными.Каждый из троих уверен, что знает, как все было.
Впервые на русском – новейший роман современного английского классика, «самого изящного стилиста и самого непредсказуемого мастера всех мыслимых литературных форм» (The Scotsman). «„Элизабет Финч“ – куда больше, чем просто роман, – пишет Catholic Herald. – Это еще и философский трактат обо всем на свете».Итак, познакомьтесь с Элизабет Финч. Прослушайте ее курс «Культура и цивилизация». Она изменит ваш взгляд на мир. Для своих студентов-вечерников она служит источником вдохновения, нарушителем спокойствия, «советодательной молнией».
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!