По ту сторону грозы - [6]

-Хорошо, Нюра, так куда же нас занесла нечистая – проворчал он, радуясь как обычно, когда находился человека, который не боялся его как большинство. Миша прекрасно знал, как его голос действует на людей, хотя не знал почему. Собственно говоря, это незнание, никоем образом , не мешало ему пользоваться тем, чем наделил Бог.

-В Еравию.

-Куда? – одновременно спросили Эня с Мишей.

-В Еравию, деточки. Самую богатую и славную околицу Кортивии.

-Что за бред! – вскрикнул Мишка, и потянул Энну к машине.

-Когда, надоест вам по лесу пеши ходити, и есть захотеться, придете. Я тут рядышком, - и она указала пальцем в сторону, с которой пришла, - приходите, моя хатка, первая, как из лесу выдете. А я пока, кровать приготовити да ужин поставлю.

-Спасибо! – крикнула Эня, когда Миша запихнул ее в машину.

-Сумасшедшая! – выругался он, завел машину, и они уехали.

-Старая больная женщина, успокойся.

-Я спокоен! – рявкнул Миша.

-Давай все же проедимся, куда баба Нюра указала, наверное, там должны еще люди жить? – помолчав, предложила Эня.

-Да, - он был в бешенстве, хотел есть, хотел увидеть детей, а эта выжившая из ума старуха несет какой-то бред. «Еравия! Это ж придумать такое надо было!».

Через пол часа они подъехали к небольшому срубу. Он стоял у кромки леса, первый, как и говорила Нюра. За ним виднелся огород, перед домом был большой сад. Рядом колодец, такой же деревянный, и еще два строения. «Наверное сараи», зачем-то подумал Миша.

-Проедемся – сказал он со странной интонацией в голосе, заставившей Энну посильнее вжаться в спинку сидения ,-Что за бред? – повторял он снова и снова, пока они ехали по деревеньке. Все, от млада, до велика, выбегали на дорогу, и с открытыми ртами наблюдали за ними. Стоило им притормозить, как машину тут-же обсыпали ребятишки.

-Миш… - прошептала Энна, глядя на детей в странных, иногда порванных одеждах, женщин в длинных льняных платьях. И мужчин, в широких штанах и рубахах.

-Бред, это бред – повторял он, садившимся от нервного перенапряжения голосом.

Деревенька была достаточно большой, в ее центре стояла церковь с красивыми искрящимися золотом на солнце куполами. Несколько больших зданий, рынок. Но ни в одном переулке, ни в одном закаулке не встретились им даже намеки на цивилизацию. Ни одного провода, ни одной антенны, ни одной вышки. Ничего.

В наполненном удивлением и фатализмом молчании они вернулись к домику бабы Нюры.

Заглушив мотор, они еще какое-то время сидели в машине. Мишка долго рассматривал открывающийся взору вид, а потом повернулся к Эннне. И взгляд его излучал страшное. И страх, и неверие, и злость. Было в нем то, что испугало ее больше чем последние три дня.

-Миш, - прошептала она, и испытываемый ею необъятный ужас отозвался быстро заколотившимся сердцем и немеющими от леденящего душу страха пальцами. Она пыталась согреть саму душу, потирая, и сплетая в замок трусившиеся руки, но отчаяние пересиливало, и тогда он положил свою большую и теплую руку на ее ладони, желая согреть их и одновременно успокоить бившую их дрожь. От этого дружеского и отчаянного жеста сердце ее сжалось еще сильнее. Тоска, и боязнь правды, которую мы порой отказываемся принимать, прикоснулась к сознанию. Она заморгала, желая остановить навернувшиеся слезы, и выкинуть из головы едва успевшую зародиться мысль, страшную и уродливую в своей искренней правдивости, затопившую тоской по тем, кто уже никогда не встретиться, по мужу, родителям, родственникам и друзьям. Но более всего по себе, той себе, что осталась там, в России, и никогда уже не проживет жизнь с человеком, за которого вышла замуж, не увидит своих родителей, и не родит своих детей.

Он ничего не сказал, лишь крепче сжал ее пальцы. И открыл дверь.

Калитка была открыта. Миша шел первым, крепко держа за руку Энну. Во дворе было прохладно, от нависающих, раскидистых деревьев. Справа, была собачья будка, из которой с любопытством выглянула маленькая черная собачка, решив, что незваные гости не представляют угрозы для нее и хозяйки, она снова залезла в будку.

-О, ну, вирнутися! Заходьте деточки, заходьте – у дверей стояла баба Нюра, вытирая руки о красивый, но поношенный передник.

Маленький домик встретил их небольшим крылечком, на пару ступеней, ведущих на веранду. За ней скрывалась комната. Она служила хозяйке и кухней и спальней. Баба Нюра, вынесла на веранду холодное молоко, хлеб и варенье, тушенное мясо с картошкой и квашенную капусту.

-Угощайтися, дети – она отступила в сторону, пропуская Мишу к грубо сколоченному стулу. Но он сделал вид, что не замечает приглашающего жеста старушки, и так и остался стоять рядом с Энной, держа ее за руку.

-Спасибо, - прошептала Эня, и первая взяла глиняную чашку полную молока. Чувствуя, как напрягся Мишка, она посмотрела на него, рассматривая его встревоженные глаза, впервые заметив как много вокруг них маленьких, мимических морщинок. Столько настороженности исходило от него, что Энна не вольно улыбнулась, и прикоснулась лбом к его плечу.

-Не бойся, хуже, чем есть, вряд ли станется – проговорила она рукаву его футболки. И с удовольствием отпила молока.