По совместительству экзорцист - [4]

— Пустяки, — махнула рукой Тоня. — Скажете, будто у вас маскарадный костюм такой — Узника Гулага.

— Ага, Гулага… Ох уж этот Сталин. Иногда, знаете Тонь, думаю: встреться мне он где–нибудь в темном закоулке…

— Не может быть, Лев Семенович, ведь вы такой интеллигентный. Короче, присоединяйтесь! И завхоза к нам тащите.

— Придется, — вздохнул Григориади. — Ну, ничего, под дверью постоит.

— Как это «под дверью»? — возмутилась, подошедшая Тонина подруга. — У нас же дефицит мужчин.

Григориади отправляется на поиски Иванова. Возвращается к Кремлю и, пытаясь обнаружить «начиненный», обстукивает кирпичи. В башне такового нет. Находит в брюхе Змея Горыныча. Усмехается. Разбивает кирпич подвернувшейся железкой. Показывается торец трубы, из которой торчат подошвы валенок. Ухватившись, Григориади вытаскивает Иванова наружу.

Тот не подает признаков жизни. Неужели замерз? Григориади морщится: этого только не хватало! Пытается нащупать пульс… Вроде есть. Трясет за плечи:

— Максимка, очнись!.. Кунак, открывай глаза, ну!

Иванов с трудом размежевывает веки и нечленораздельно мычит.

Григориади растирает ему руки и лицо снегом, вливает в кунака из баклажки спирт.

— Кровник должен жить, он нужен мне! — бормочет Григориади взволнованно.

Иванов садится на снегу и недоуменно таращится на веселящуюся толпу:

— А чего–то они?

— Новый год встречают. Не врубаешься?.. Ты, наверно, мозги отморозил.

— А, так мы сбежали уже?! — радостно воскликнул Иванов.

— Тише ты, не ори! — испугался Григориади. — Здесь каждый второй на зоне работает. Поднимайся, пойдем с бабами знакомиться. В гости зовут — хоть отогреемся.

Тоня жила в большой комнате покосившегося бревенчатого барака, все убожество которого скрашивалось весело гудевшей, источавшей жар голландкой. В подобных условиях — с печным отоплением, «удобствами» на свежем шестидесятиградусном воздухе и без водопровода — жило, кстати, большинство северян, чей труд способствовал созданию миллиардных состояний российских олигархов.

Обстановка убогая, радовала взор лишь пышная елочка, привезенная сюда черт знает откуда, украшенная вырезанными из фольги и салфеток снежинками.

Тахта, вдоль стены косилась секция с дешевыми безделушками на полках, в углу на четырех хлипких растопыренных ножках стоял похожий на чернобыльского циклопа–теленка телевизор. По ОлигархТиВи беззвучно плескалась дурацкая новогодняя программа: пропала певичка, которая вот–вот должна была выступать, и администратор упорно, — можно было подумать, что та вульгарная, пере… всем беловоротничковым Останкино, много лет разевавшая пасть под фонограмму лахудра, с пудовым крестом на дряблой шее и в мини на жирной заднице, была и впрямь незаменима, — плутая в попсе, искал.

Все прочее пространство было занято раздвинутым столом, который был плотно заставлен выпивкой и закусками.

А что на Севере пьют? Спирт–батюшку. Однако для дам-с его закрасили растворимым кофе и, учитывая праздник, разлили в иностранные из–под вина бутылки. На спирту же были сделаны и несколько представленных на праздничном столе эксклюзивных домашних ликеров, наипервейшим из которых был морошковым, а вторым — под названием Виагра — из яичного порошка. Было и шампанское. Правда, всего бутылка — дефицит.

А чем на Севере закусывают? По будням пельменями. По праздникам, в принципе, тоже, но мясо к ним стараются приберечь отборное, например, оленью филейку. Плюс грибы, разнообразные соленья и, конечно же, блюда рыбные. На праздничный стол ставится и струганина, то есть наструганное тоненькими ломтиками мороженое мясо. Никто ее не любит — ну гадость ведь, если разобраться, струганина эта. Однако мужчины, поддав, любят выставлять себя этакими Тарзанами. Нормально, короче, закусывают. И пить можно было даже Виагру.

Гости уселись тесно, плечом к плечу, иногда вылезая танцевать под кассетник. Григориади и Иванов, отогревшись, жадно набросились на еду, без церемоний сами себе подливали разведенного спирта, выпивали и опять подкладывали в тарелки.

В дверь постучали. Еще одна семейная пара. Е-мое, мужик был в армейском полушубке! И вроде даже «со знакомой мордою лица»! Григориади чуть не подавился. Когда пара распаковалась, беглецов за столом уже не было — сидели под ним.

На карачках выбрались в прихожую, схватили чьи–то шубы и убрались вон. При этом Григориади успел пошарить по карманам и забрать несколько бумажников.

В поселке еще работали универмаг и универсам. Григориади, спрятав конец бороды за ворот украденной волчьей шубы, обежал оба эти торговые заведения. И вот на лыжах, с набитыми рюкзаками за плечами они выбрались за черту поселка. Перед ними расстилалась залитая серебристым светом луны бесконечная тундра. В небе полоскалось полярное сияние.

— Сколько до железной дороги? — подавленно спросил Иванов.

— Тысяча двести.

— И мы их должны пройти?!

— Нет, нам сейчас хозяин такси подаст, — насмешливо ответил Григориади. — Должны! Причем на своих двоих. И не по большаку — он уже перекрыт, небось, — а прямиком через тундру… Становись на лыжи и попилили!

— Елки зеленые, да далеко ли мы по такому морозу уйдем? Сколько градусов?