По следу - [23]

Косов был ошеломлен осведомленностью Северцева. Он рассказал все. К сожалению, он пребывал в полном неведении относительно существования банды и был связан лишь с Дмитрием Басовым. Этой кражей в основном ограничивалось участие Косова в делах банды.

- Вы не сказали мне, каким образом к вам попал пистолет,- напомнил Северцев.

- Ночью как-то я возвращался домой… - стал рассказывать Косов.

- Где вы провели ночь?

- Да так, с одной знакомой.

- Продолжайте,- сказал Северцев.

- Значит, иду я домой, а мы с Басовым рядом живем. Он на Вятской, а я около «Динамо». Так вот, на Новослободской вдруг вижу - навстречу мне Митька. Хромает. За стену держится. Я ему помог, до дому довел. «Скорую помощь» это я по телефону вызвал. По дороге Митька рассказал мне, что его поцарапали, и отдал на сохранение свой пистолет. Митька боялся, что, если попадет в больницу, дома могут устроить обыск. Он сказал, что за пистолетом придут его кореши, которые будут предупреждены.

Басов был посложней Косова. Но Северцев располагал уже всем необходимым, чтобы в ходе допроса рассчитывать на успех.

Легенда о загадочном покушении на жизнь Басова была быстро развеяна в прах.

- Послушайте,- сказал Северцев,- мы только зря теряем время. Попробуйте посмотреть на себя со стороны: ведь уже сами по себе вы являетесь сплошным вещественным доказательством. Начнем с левой руки - отлично сохранившиеся следы собачьих клыков. Между прочим, вы счастливо отделались: еще немного, и лосевская овчарка порвала бы вам вену. Я уже не говорю о том, что на паркете у Лосевых вы расписались своей кровью. Не будем мелочны. Следующими по счету идут правое плечо, локоть и колено,- крути не крути, они ободраны, и даже сильно. Это память о сорок третьем километре Дмитровского шоссе, Басов. Далее - ваша левая нога - след милицейской пули. Мы уже не станем касаться таких пустяков, как гильза, найденная на Каширском шоссе. Попробуем подвести итог. Ко всему вышеперечисленному следует присовокупить, что шофер Валежин опознал вас. А косовские показания? Совсем упустил из виду косовские показания! Честное слово, не волыньте, Скокарь. Вам же все равно уже не выпутаться. Это конец.

И вдруг неожиданно для Северцева Басов закатил глаза к потолку и, сделав идиотское выражение лица, слезливо замямлил:

- Поеду… сейчас… в Сухум… купаться…

- Что? Что? - опешил Северцев.

- Купаться… в Сухум…- неуверенно повторил Басов и на всякий случай пустил слюни.

- Э, вот это уже зря,- критически заметил Северцев.- Неубедительно получается. Психа надо делать не так.

Но Басов продолжал сверкать белками и уверять, что поедет в Сухум.

И хотя Северцев ни на минуту не сомневался в его психической полноценности, все же, согласно существующим правилам. Басов был направлен на заключение врачебной комиссии, где его попросту подняли на смех.

Трудно было поверить, что неглупый и опытный Басов мог рассчитывать всерьез на возможность длительной симуляции психического расстройства. Скорее всего этот неловкий трюк понадобился ему, чтобы хоть как-нибудь оттянуть время. Аналогичное стремление наблюдалось и на допросах остальных подследственных. Северцев чувствовал, что в его руках отнюдь не главные заводилы банды. Кто-то более сильный, чем они, главарь, пользующийся у них непререкаемым авторитетом, находился на воле. И этот факт сам по себе связывал им языки и определял их поведение.

Профессиональное чутье не обмануло Северцева. Его подозрение подтвердилось новым фактом. Прибирая после утреннего туалета в умывальной внутренней тюрьмы угрозыска, надзиратель обнаружил записку. Написанная бисерным почерком на обороте трамвайного билета, она была скатана в тугую трубочку и вставлена в носик водопроводного крана. Очевидно, автор рассчитывал, что кто-то, находящийся не под столь пристальным наблюдением, как он, какими-то неведомыми для Северцева путями переправит записку на волю. Это был поистине отчаянный призыв подать о себе голос, хотя бы условный знак, потому что держаться далее не оставалось силы.

Записка была без адреса, обращения и подписи, но Северцев узнал почерк Багрова. Он хорошо понимал его состояние. Прижатый к стене неопровержимыми уликами, Багров не мог уже придумать ничего лучшего, как молчать, не произнося на допросах ни слова. Остальные трое, арестованные во время операции на Можайском шоссе, следовали в своем поведении примеру Багрова и напоминали в этом смысле его бледную тень: они были рядовыми в банде.

…Наступило пятнадцатое число. Сведения из дома Софьи Хмелько (такую фамилию носила знакомая Басова) были малоутешительными. В течение четырех дней за пистолетом никто не приходил.

Пятнадцатого, в девять утра, Северцев устроил очную ставку между Басовым и Багровым. Они сидели перед ним и молчали. Ни на один вопрос не последовало ответа. Можно было подумать, что Северцев встретился с глухонемыми.

- Отлично,- сказал он, когда были исчерпаны все средства.- Я никуда не спешу. Будем молчать вместе.

Иван Ильич достал из футляра очки, тщательно протер носовым платком стекла, предварительно подышав на них, и, раскрыв книгу, углубился в чтение.