По следам «Турецкого гамбита», или Русская «полупобеда» 1878 года - [282]
В ходе первой встречи, покончив с темой устранения султана, стороны перешли к Египту. По словам Солсбери, царь заявил ему, что Египет является «предметом большой ревности со стороны Франции». Но «нация так горда успехом… цивилизаторской миссии» на берегах Нила… Однако премьер не стал развивать столь дешевый пассаж и перебросил мостик к России. Как и годом ранее на встрече с Гатцфельдом, он напомнил царю беседу императора Николая I с Гамильтоном Сеймуром, в которой прадед российского самодержца «пожелал обсудить наследие больного человека (Турции. — И.К.) и предложил, чтобы мы (Англия. — И.К.) в ходе его раздела получили Египет. Он (Николай II. — И.К.) ответил, что не возражает против нашего обладания Египтом. Я же добавил, что император Николай готов был предложить Франции Сирию; он (Николай II. — И.К.), кажется, подумал, что этого будет недостаточно»[1699][1700]. После этого, заявив об абсурдности опасений по поводу русских устремлений к Индии, желании поддерживать статус-кво в Персии, осудив английских филантропов, выступающих за русскую оккупацию Армении, и выразив «глубокое удовлетворение» по поводу заявления Солсбери, что Англия не стремится мешать экономическому проникновению России на Дальний Восток, Николай II перешел к самой щекотливой теме — судьбе черноморских проливов. Солсбери изложил это так:
«Затем он обозначил тему, на которой остановился подробно и высказывался весьма серьезно. Он заявил, что Проливы должны перейти под контроль России. Я предложил, что он сможет без проблем добиться того, чтобы они были открыты для всех наций, однако он твердо заявил, что это мнение будет Россией отвергнуто. Проливы — дверь в дом, где он живет, и он настаивает на обладании ключом от него. Я сказал, что такая точка зрения подразумевает исчезновение султана, но до тех пор, пока этого не произошло, только он может осуществлять контроль над Проливами. Выдержав паузу, он ответил, что это так и он не станет предугадывать будущее. В настоящем он бы предпочел status quo. Однако добавил, что сможет дать понять султану, что Проливы остаются у него лишь до той поры, пока Россия сама не станет ими распоряжаться. России не нужен Константинополь или какая-нибудь иная турецкая территория по каждую сторону проливов. Она только хочет обладать дверью (от собственного дома. — И.К.) и укрепить ее»[1701].
Эти высказывания явно завели Солсбери, и он стал аккуратно подбрасывать царю вводные:
«Я спросил, как, по его мнению, такой порядок понравится Румынии. Он ответил, что для него здесь не возникнет трудностей и это не будет иметь особого значения. Я поинтересовался, а как изменения в расстановке морских сил в Средиземноморье воспримут Италия и Франция. Кажется, его удивила мысль, что обе они станут возражать. <…> Не станет же Франция думать, заявил он, что мы собираемся воевать с ней. Сейчас да, ответил я, но люди и обстоятельства меняются, и политики должны проявлять бдительность по отношению к неизвестному будущему. Я сказал ему, что Ваддингтон[1702] горячо убеждал меня: политика Франции в этом вопросе (русского обладания проливами. — И.К.) не изменилась со времен Крымской войны. Он очень удивился моему высказыванию, но заметил, что не предпринимал шагов, дабы выяснить позицию Франции. Я выразил надежду, что он поинтересуется у Ганото[1703] (которого я весьма ценю), как Франция отнесется к подобным изменениям. Он пообещал расспросить Ганото и позволить Дафферину ознакомиться с результатом»[1704].
Почувствовав, что Солсбери нагромождает контраргументы, Николай принялся доказывать, что является решительным противником войны и не стремится к установлению морского господства России в Средиземном море, а хочет ограничиться только укрепленной «дверью» в собственный дом. По словам премьера, царь заявил ему, что, «как только Проливы будут открыты, он пошлет эти суда (Черноморской эскадры. — И.К.) в Тихий океан и оставит их там».
Но Солсбери тут же сменил тему, заявив, что морские интересы Великобритании не носят «столь срочного характера, как у других держав. Наши интересы в Средиземноморье в настоящий момент ограничиваются Мальтой и Египтом (о Кипре премьер умолчал. — И.К.)»[1705]. Чуть позднее, явно желая расположить к себе царя, Солсбери развил эту тему:
«Я высказал мнение, которое он разделил, что, пожалуй, в настоящее время нет причины для вражды между Россией и Англией, кроме вопроса о Проливах. Я отметил, что интерес Англии в этом вопросе не так уж велик, как у остальных, и является чисто морским. Я признал, что не стоит поддерживать теорию о том, что турецкое господство в Константинополе является бастионом для нашей Индийской империи»
