По следам Синдбада Морехода. Океанская Аравия - [8]

20

Персидское влияние на арабский текст «Чудес Индии» показано, в частности, обилием в повествовании чувствен­ных картин. Вспомним о целомудренности бедуинской поэзии до ислама и в первые его столетия и тут же додумаем, что Умар ибн Абу Раби'а, Абу Ну вас и продолжатели их — вся эта пестрая плеяда раннеарабских поэтов-горожан сфор­мировала устремления и дух своего творчества, шедшие вразрез с моралью предков, лишь после столкновения с культурой покоренной (но лишь внешне) Персии; это была культура верхов оседлого общества, тяготевших к утончен­ным наслаждениям под кровом неги и роскоши, наслажде­ниям, оправданным в их глазах особенно тем, что коротка и неровна жизнь, зависящая и от собственного самодерж­ца и от алчных кочевых племен, нежданно вторгающихся из-за призрачных рубежей державы, словно дикий вихрь.

Оценивая сборник Бузурга ибн Шахрийара в целом, нужно подчеркнуть такое весьма важное для этой главы обстоятель­ство, что даже сам по себе (независимо от жанра и взаимо­действия конструктивных частей содержания) рассматри­ваемый памятник благодаря насыщенности географической номенклатурой, естественнонаучными и психологическими деталями является существенно важным источником наших знаний о плаваниях от Аравии и к ней в первые столетия халифата. Не следует, конечно, слишком сожалеть о том, что реальные картины в повествованиях бывалых капитанов не­редко теснимы фантастическими: во-первых, наука на грани двух тысячелетий н.э. находилась в младенческом состоянии, а там, где кончается точное знание, начинается прихотливая игра воображения, набирает свою нездоровую силу фантазия; без пестрой вереницы необычайных заморских приключений, какие только смог придумать потрясенный ум странника, книга Бузурга утратила бы естественность и выглядела бы поздней подделкой; во-вторых, самая безудержная фантазия таит в себе рациональное зерно, и его поиск рождает ученых, а обнаружение созидает их славу.

Проблема реального в фантастическом встречает нас и тогда, когда мы обращаемся к арабским географическим картам той эпохи. Они составили так называемый «Атлас Ислама» и тесно связаны с классической школой арабской географии, представленной на протяжении X века в трудах, описывающих различные области халифата. Авторами этой серии были Абу Зайд ал-Балхи, затем последовательно ал-Истахри, Ибн Хаукал, ал-Мукаддаси. Карты «Атласа Ис­лама» не отражают прогресса географических знаний, кото­рый был неизбежным следствием завоевательного движения мусульманских армий; в этом смысле отставание теории от

21

практики, наблюдаемое у большинства арабских землеописа-телей и пятью веками позже, в пору упадка арабского клас­сицизма, выступает на исходе первого тысячелетия н.э. весьма отчетливо. Свидетельством косной традиции, господствующей в картографической сфере, является схематичность изобра­жений: очертания морей и суши выполнены посредством ли­нейки и циркуля; такая геометризация естественных предме­тов проводится чертежниками последовательно и настойчиво; если добавить, что и страны света имеют на этих схемах положение, обратное действительному, то становится понят­ным тот факт, что чтение арабских традиционных карт непременно требует основательной подготовки. При всем том на образцах «Атласа Ислама» географические объекты даны в полном наборе и правильном соотношении, что само по себе служит важным доказательством определяющей роли, которую играли для картографии морские и сухопутные странствия от Аравийского полуострова и обратно. Вдумаемся в отмеченное выше. Если бы арабские путешественники решили отказаться от омертвелой традиции — психологи­чески это всегда трудно —· и посвятили бы свои усилия соз­данию реальных карт, то нашлись ли бы условия обеспечения этого решения? Конечно, эти люди видели, что очертания берегов у рек и морей прихотливы, их нельзя воспроизвести геометрическими средствами,— но ведь для них имел значе­ние сам объект, а не его формы. Что касается неправильной ориентировки по странам света, то значительную роль в формировании светских карт могли сыграть так называемые «карты киблы», указывавшие направление в сторону Мекки для разных областей мусульманского мира; естественно, на этих чертежах позиция Северной Африки обозначалась как «восток», иранских территорий — как «запад», Кавказа — как «юг», океанской Аравии — как «север». Сказанное говорит нам о том, что арабская картография X века, весьма при­митивная на нынешний взгляд, вносит при всем том свою лепту в формирование представления об относительной раз­витости мореплавания в странах мусульманского мира той эпохи. Таково же значение и более поздних образцов чер­тежного искусства географов, представленных, например, в труде сицилийского землеописателя XII века ал-Идриси или сирийского космографа XV века Ибн ал-Варди.

Особняком стоит вопрос о специально морских картах. Он сложен, ибо до настоящего времени наука не имеет в своем распоряжении ни одного образца арабских карт этого типа. Однако, во-первых, существует ряд высказываний, при­надлежащих таким серьезным авторам, как ал-Мас'уди и ал-Мукаддаси в X веке, Ибн Халдун в XIV веке, где гово­