По следам карабаира. Кольцо старого шейха - [202]

* * *

Фатимат Паритову Шукаев видел впервые. До сегодняшнего дня он не считал упущением со своей стороны то, что после Бондаренко не подверг ее повторному допросу. В документах, оформленных бывшим начальником черкесского угрозыска, все было грамотно с точки зрения процессуальной и предельно ясно. А времени и без того не хватало.

И только сегодня Жунид подосадовал на себя: никогда, никому и ни в чем нельзя доверять, когда ведешь расследование. Даже самые дотошные, а Сергей Тимофеевич был еще человеком точным и аккуратным, могут допустить недосмотр или не проявить должной настойчивости. Правда, и Бондаренко не слишком доверял показаниям продавщицы, но это не было отражено в материалах дела, и Жунид об этом ничего не знал.

Словом, по мнению Шукаева, занятого тогда главным образом убийством Барсукова и Кумратова, не было необходимости в повторном допросе Паритовой.

Теперь — дело другое. Теперь был перстень, а человек, ударивший продавщицу камнем — Зубер Нахов — сидел в КПЗ управления. Когда привели Фатимат, явившуюся по вызову (заведующего с ней не было), Жунид посадил ее на стул напротив себя и начал безо всяких предисловий:

— Опишите кольцо, которое было похищено в вашем магазине перед майскими праздниками.

— О Господи! — с деланным возмущением воскликнула она. — Опять это несчастное кольцо! Знаете, мы с мужем ничего от вас не хотим. Ну, не поймали вы этих бандитов сразу и — Бог с ними. В конце концов, перстень давно списали…

— Ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

— Я уже говорила: большое массивное кольцо с зеленоватым камнем, довольно большим… мельхиоровое. Вот и все… А хлопот из-за него…

Она стала сетовать на беспокойство, причиненное ей милицией, ее мужу и заведующему.

Жунид плохо слушал, с интересом разглядывая, ее наряд.

Белоснежное крепсатиновое платье, дорогие, тоже белые, лакированные туфли, пальцы на руках — в кольцах, в мочках ушей — золотые сережки. Не много ли? Зарплата у нее и у ее супруга скромная. Откуда же средства? Спекуляции с драгоценностями? Но ревизией ничего обнаружено не было. Надо заняться, стоит заняться.

Он открыл ящик стола и, достав перстень, демонстративно положил его на стекло перед Паритовой.

Но не всякий раз мельхиоровое кольцо лишало людей душевного равновесия, как это случилось с Самуилом Чернобыльским.

Фатимат и бровью не повела.

— Нашли? — прикрыв ладошкой зевок, спросила она. Жунид молчал.

Она взяла кольцо, примерила на палец — оно болталось — было велико, и положила на место.

— Это оно?

— Да, — без колебаний ответила Паритова, встретилась с ожидающим взглядом Жунида и… забеспокоилась.

— А бандиты? Их вы тоже… поймали? — румянец медленно сходил с ее полных щек.

«В чем дело? — промелькнуло в голове у Шукаева. — Чего она испугалась?»

Он продолжал молчать. Открыл нижний ящик стола, нагнулся так, чтобы она не видела, отобрал из пачки фотографии Зубера и Парамона и, выпрямившись, показал ей.

— Они?

Паритова побледнела еще больше. Однако тотчас же растерянность, написанная на ее лице, сменилась надеждой.

— Но… это же старые снимки. Он тут совсем молодой…

— Значит, вы одного узнали? Которого?

Паритова отрицательно покачала головой. Видно было, что она изо всех сил старается сдержать волнение. И Жунид рискнул:

— Я могу устроить вам встречу с одним из них, с Зубером Наховым. Он нами арестован, — и показал фотографию.

Она разрыдалась.

Шукаев, вовсе не ожидавший такого пассажа и больше всего на свете боявшийся именно женских слез, неловко принялся ее утешать:

— Ну, что вы, в самом деле… Зачем же? Выпейте водички… Вот.

Разливая воду на подол платья, она отпила глоток.

— А теперь расскажите, почему вы и ваш муж скрыли от нас, что знакомы с Наховым? Почему кража кольца была так символически обставлена? Они мстили вам? За что?

Он видел, что ей нельзя дать опомниться, и импровизировал на ходу — для него это не составляло труда, поскольку он так много и так часто перебирал в уме все обстоятельства дела, что в вариантах и домыслах, недостатка у него не было Он давно подозревал, что камень, обернутый в платок, — это орудие мести. Паритову хотели наказать за что-то. Как и сыровара Сахата Кабдугова. Но за что?

— Я боюсь, боюсь… — она опять заплакала и размазала платком краску с ресниц.

— Вам нечего бояться. Поймите же, страх — плохой советчик. Расскажите все, и мы поможем вам.

Паритова закрыла руками лицо и некоторое время сидела неподвижно. Потом медленно отняла от лица руки, вытерла глаза, еще больше испачкав щеки и лоб, — Жунид с трудом сдержал улыбку, такой комично-жалкий был у нее вид, — и вздохнула.

— Хорошо. Я расскажу.

Говорила она торопливо, часто сбиваясь и хныча, Жунид подбадривал ее и взглядом, и репликами, в душе ругая себя последними словами за то, что не занялся ею раньше. Завертелся, не хватило сил и времени. Может быть, он вообще переоценил свои силы?

К черту самокопание, самобичевание и прочие интеллигентские штучки. Он тряхнул головой. Работать надо.

Из сбивчивого, постоянно прерываемого «охами» и «ахами» рассказа продавщицы, которая — он, разумеется, это уловил — всячески пыталась обелить и себя, и своего мужа, Шукаев узнал о знакомстве Умара Паритова с человеком, который однажды привлек его внимание на базаре тем, что продавал шелковые дуа, кавказские амулеты, вышитые тесьмой и золотыми нитками. Горянки, особенно пожилые, бойко их покупали. Паритов через некоторое время встретил его на рынке еще раз и случайно заметил, что помимо амулетов; он изредка доставал из заплечного мешка другой товар — золотые кольца, бусы, браслеты ручной дагестанской работы.