По следам древних кладов. Мистика и реальность - [10]
Этот случай сам по себе уникальный. Летопись сообщает, что Грозный «неведомо как уведал казну древнюю, сокровенную». Вряд ли у него были информаторы, иначе он бы точно знал местонахождение сокровищ и не пытал бы новгородских затворников. Скорее всего, он руководствовался старинной легендой о скрытом в стене собора кладе. По преданию, он был оставлен его строителем, князем Владимиром, внуком Владимира Святого. Имея большой опыт в создании тайников, Грозный догадывался, где могли находиться деньги. И благодаря этому и своему звериному чутью — не ошибся!
Самое интересное, что обычай замуровывать клады в стены каменных церквей в Новгороде не единичен. Историкам известен еще один подобный случай. В 1524 году при правлении Василия III горожане во время ремонта Пятницкой церкви нашли в стене замурованное «сокровище древних рублев новгородских литых 170, а полтин 44». Скорее всего, это была церковная или купеческая казна. Учитывая, что Святая Параскева Пятница считалась покровительницей торговли, кто-то из купцов мог припрятать для надежности свои деньги именно в «купеческом» храме. Но они так и не были востребованы.
В приказных документах XVI, XVII и XVIII веков имеются многочисленные сыскные дела о кладах. В них сообщалось, что крестьяне, нашедшие, но утаившие клад, были «у пытки и у огня». То есть тех, кто хоть словом пробалтывался о неких потаенных сокровищах, пытали огнем и каленым железом. Но нередко кладоискатели, прошедшие огонь и воду лесов, болот и старых кладбищ, выдерживали и эти испытания, и не выдавали найденные сокровища. Немало было и других примеров, когда о найденных ценностях сообщалось властям. И в этих случаях власть имущие вели себя более чем либерально.
В 1626 году в Путивле мастер Роман Гаврилов и его работники нашли в древнем кургане «золота два прута, да 26 плащей (то есть пластин), да 9 перстней золотых, и пуговицы, и иные мелкие статьи золотые и серебряные». Сокровище не стали прятать и сразу же отправили в Москву. В столице оно было «смотрено и ценено», а потом… отдано находчику, Роману Гаврилову. Честный мастер и здесь поступил по совести: вырученные от продажи драгоценностей деньги потратил на постройку церкви («на церковное строение»). Как полагают историки, он случайно обнаружил богатое захоронение древнерусского князя, а золотые «пруты» — не что иное, как шейные гривны, распространенные в IX–XI веках украшения.
В XVII веке поиски кладов для провинциальных воевод представляли возможность выдвинуться и зарекомендовать себя сверхдолжным усердием. Прослышав о кладе, воевода лично принимался за розыски, а иногда и просил для работы «государевых людей, с кем тое казну вынять на великого государя».
Так, в 1645 году в городе Шацке до воеводы Бестужева дошел слух, что в Казачьей слободе на Соломенной горе казак Евдоким Карев пахал «под репу» землю и нашел клад старинных серебряных монет. Сохранить находку в тайне не удалось, и сбежавшиеся соседи в мгновение ока растащили рассыпавшиеся по пашне деньги. Посланные воеводой сыщики по монетке вытрясали клад из жителей слободы, пока, наконец, не собрали «23 алтына 2 деньги» — около 70 штук. Но достигли этого результата с большим трудом.
Где-то в этом районе древнего Можайска в 1702году нашли и частично растащили древний клад (фото автора)
Несмотря на все старания воеводских посланцев, многие слобожане попрятали свои находки. На допросах они бесхитростно жаловались сыщикам, что «схоронили те деньги у себя на дворе, и ныне тех денег найти не умеем, и того места не узнаем». Полностью клад собрать так и не удалось. Найденные же монеты оказались «неведомо какие, нерусского дела», и воевода сделал вывод, что они — татарские.
Схожий случай произошел в Можайске. Здесь летом 1702 года в приказную избу явился местный житель Герасим Васильев и «настучал», что в городе близ торга и двора посадского человека Василия Лукьянова собрались многие люди, которые роют землю и «ищут денег». Воевода Петр Савелов тотчас же сообразил, что найден клад, и не теряя времени, выехал на место, где «деньги берут». У двора Васьки Лукьянова он действительно нашел сборище разного рода людей, перекапывавших пятачок земли.
Воевода остановил самовольные раскопки и приказал продолжить розыск находившимся поблизости «служилым людям». В его присутствии они собрали «денег 16 алтын, а те деньги старинные». В ходе дальнейших поисков был перерыт весь пятачок «до матерой земли», и на этом месте нашли еще «старинных денег и денежек 12 алтын, да из земли вынули малый избный жернов». На этом поиски прекратились. Так и осталось неясно, сколько монет было в кладе и кому он принадлежал. По традиции, часть денег, найденных раньше, так остались у местных жителей, которые в очередной раз прикинулись «потерявшими» память.
Зато несколько раньше, в 1673 году, в Старой Рязани крестьяне нашли «погреб и выняли многую великую казну — серебро литое и золотые плиты и цепи и волоки и прутья золотые, и иную многую казну». По-видимому, это был один из княжеских кладов, зарытых в 1237 году при взятии Рязани Батыем.
Бывали примеры, когда крестьяне различных областей подавали прошения о разрешении искать им клады даже на имя царя. К известиям о кладах власти всегда относились серьезно. Местная администрация в этом отношении была даже строже центральной. Кладоискатели, а особенно люди, уже нашедшие клад или только оговоренные в этом, сейчас же задерживались, а иногда даже и заключались в тюрьму, в ожидании ответа из Москвы. Впрочем, перейти к следующей ступени допроса — пытке — воевода без государева указа обыкновенно не решался. В это время и Разрядный приказ в Москве, куда поступали дела о кладах, действовал уже менее жестко. В большинстве случаев он предписывал задержанных отпустить из тюрьмы «от пристава и с порук, и впредь кто станет находить, и у тех не отымать, и им продаж не чинить».
