По следам Адама - [3]

Как и следовало ожидать в этой стране, вернувшейся к исламу, собор был абсолютно безлюден, за исключением двух свидетелей, личных друзей священника. Из них только дон Энрике, единственный оставшийся представитель интересов Испании в Западной Сахаре, исповедовал христианскую веру. Посольство давно было закрыто, а все попытки Организации Объединенных Наций провести свободные выборы с целью присоединения к Марокко завершились неудачей. По странной случайности, дон Энрике родился и вырос на Канарах, где мы сейчас жили и где в местечке Гальдар испанские археологи недавно обнаружили фундаменты домов тысячелетней давности, как две капли воды похожие на исландские времен эпохи викингов. И еще они нашли остатки меча, вроде тех, какими пользовались завоеватели с севера.

Другим свидетелем был очень интеллигентный доктор-араб по имени Абдель Хафид. С улыбкой он объяснил, что увлекался христианством в годы учебы в университете, но личные убеждения привели его назад к исламу.

Я огляделся по сторонам. Голые белые стены из бетона, такие же пустые скамьи, без единой статуи святых. Где безжизненная фигура распятого Иисуса? Его не было нигде, даже в алтаре. Может, это дань уважения приверженцам иудейской веры, которые, за неимением синагоги, могли заглянуть сюда в поисках тишины и уединения? В конце концов, этот храм тоже посвящен Богу племени Авраамова. Возможно, именно поэтому здесь нет статуй страстотерпцев и евангелистов. Только маленькая одинокая фигура Девы Марии, кротко сложившей руки в молитве, стояла возле амвона.

Скромный алтарь не блистал ни золотом, ни роскошной резьбой, но взгляд тем не менее останавливался на Всемогущем Создателе, скупыми линиями изображенном на троне в день седьмой, день отдохновения. Он сидел, босой, в простом кресле, возвышаясь над головами четырех смиренных евангелистов, нарисованных в той же сдержанной манере. И только кроткий голубь парил над всеми этими изображениями.

Такая нейтральная сцена вряд ли могла оскорбить чьи-либо религиозные чувства. Ведь царящий в Небесах Господь — един для всех трех религий, которые даже сейчас, в век космических путешествий, продолжают вести между собой кровавые войны.

Так ради чего же они воюют?

Раздавшееся с хоров пение отвлекло меня от моих антирелигиозных (или надрелигиозных) размышлений. Затем прошествовали два священника в своих великолепных белых одеяниях. Паства — все четыре человека — поднялась. Два свидетеля, мы — жених и невеста — и два священника между нами, стояли лицом к алтарю и к Господу, смотревшему на нас со стены. Только теперь я заметил, что на фреске не было прорисовано лицо. Наверное, это сделано специально, подумал я, чтобы не раздражать мусульман, чья религия запрещает изображать лица, особенно Создателя. Ведь и Библия, и Коран утверждают, что Он невидим. Но затем я понял, что все гораздо проще. Дождевая вода, стекая по стенам из-под прохудившейся крыши, смыла краску. Но только там, где было лицо. Мне не терпелось расспросить об этом священников. Позже они подтвердили, что все дело в дырявой крыше. Совпадение. Иногда я задаюсь вопросом — а есть ли вообще на свете такая вещь, как совпадение?

Я с трудом вслушивался в слова, произносимые священниками на французском и испанском языках и эхом отдававшиеся среди пустых стен. Скорее всего, речь в проповеди шла об Адаме и Еве, потому что вчера, когда мы летели сюда с Канарских островов, маленький отец Луи обсуждал со мной тему сотворения мира. Отца Луи многое интересовало, но прежде всего археология. Он давно переписывался с Жаклин, и именно его красочные рассказы об идолах, вырезанных из камня посреди Сахары, побудили нас впервые посетить Эль-Аюн пять лет назад. А теперь Жаклин уговорила его приехать сюда из мавританского города Нуадибу, где находился его новый приход. Из-за отсутствия нормальных дорог ему пришлось лететь самолетом до Канар. И вот сегодня он стоял на две алтарные ступеньки выше нас, рядом со своим начальником по церковной иерархии отцом Акачио, у босых ног Бога, нарисованного на стене, и казался ничуть не менее счастливым, чем мы с Жаклин, хотя мы олицетворяли собой те радости жизни, от которых он добровольно отрекся.

Нам было не по себе в гулкой пустоте собора. Что скажут, что предложат нам сделать эти два клирика? Но они смотрели на нас с дружелюбными улыбками, и Голубь мира парил высоко на стене, и все тревоги африканской жизни, казалось, отступили далеко в прошлое. Рядом с большим и более серьезно настроенным испанцем, похожим на гигантского, но доброго мишку, наш маленький французский друг в своей длинной белой робе священника напоминал младенца перед обрядом крещения. Об испанском священнослужителе мы мало что знали помимо того, что он являлся настоятелем этого храма, последнего оплота христианства на границе Западной Сахары, контролируемой силами ООН, и Алжира, где свирепствовали исламские экстремисты. Отец Акачио прекрасно представлял себе всю шаткость сложившейся ситуации, потому что он только что вернулся с церковной конференции в Марокко. Вместе с ним ездил его друг, архиепископ Оранский, о котором нам скоро предстояло услышать.