По пути Ясона - [11]

Два месяца спустя Дядюшка Джон позвонил мне из Афин, чтобы сообщить шокирующие новости. Его голос звучал озабоченно.

— Тим, боюсь, у нас неприятности. Я смотрел вечерние новости по телевизору, и там сообщили о крупном лесном пожаре на Самосе. Картинка — сплошное пламя. Пожарных собирают со всей Греции, вызвали даже специальные самолеты, которые распыляют воду с химикатами. Короче, выглядит все просто жутко. Говорят, боры почти все выгорели — и твой, скорее всего, тоже.

Сердце у меня упало. В нужные сроки мне больше нигде не добыть подходящую древесину. Как ни крути, а строительство галеры, по-видимому, откладывается — как минимум, на год.

Через неделю Дядюшка Джон позвонил снова. Он несколько раз пытался связаться с Вардикосом, но безуспешно. Телефонные линии Самоса то ли сгорели вместе с лесом, то ли были переданы в исключительное распоряжение пожарных и спасателей. Впрочем, Джон не был бы Джоном, если бы в конце концов не добился своего.

— Тим, это невероятно! Предполагалось, что Вардикос отправит древесину Вассилису только в следующем месяце. Но по какой-то причине он решил отослать ее раньше! В общем, твои стволы уплыли с Самоса прямо накануне пожара. Это была последняя отправка. Все прочее, в том числе делянки у дороги, сгорело дотла. Нам повезло, Вассилис может приступить вовремя.

Самос оказался далеко не единственным источником проблем и забот. Я написал письмо президенту Турецкой федерации яхтинга с просьбой подсказать, как получить разрешение на плавание вдоль побережья его страны с частыми ночевками на берегу, в укромных бухтах. Как он считает, не будет ли возражений у властей? Я пояснил, что намереваюсь проплыть на небольшом судне по Эгейскому морю, пройти Дарданеллы и Босфор, а затем продолжить путь по Черному морю до турецко-советской границы. Возможно, федерация сумеет оказать мне поддержку в официальных кругах.

Алпай Чин, президент федерации, проявил исключительную заботливость. Когда я прибыл в Стамбул, чтобы изучить вопрос на месте, выяснилось, что он уже связался с командованием турецких ВМС. Руководство Военно-морской академии выделило мне яхту с мотором, чтобы я воочию убедился в опасностях хождения на веслах по Босфору.

Прогулка на яхте получилась поистине отрезвляющей. Мотор грудился на пределе сил, пока мы преодолевали бурлящие воды Босфора, а лоцман из местной лоцманской школы заверил меня, что грузовые суда нередко становятся игрушками здешних прихотливых течений. Каждый год минимум один корабль выбрасывает на берег, причем порой он подминает под себя близлежащие домишки. У южного входа в пролив мне показали переломленный остов чрезвычайно крупного танкера, павшего жертвой течений. Утратив управление, этот танкер столкнулся с другим судном, загорелся, а затем взорвался: жители поселений по соседству приняли вспышку за ядерный взрыв.

На побережье Черного моря друзья Алпая организовали мне встречу с адмиралом турецких ВМС. Мимо стоявших навытяжку часовых в белых мундирах, белых перчатках и фуражках с красным околышем меня провели в кабинет, обставленный почти в оттоманском стиле. Адмирал оказался человеком дружелюбным и доброжелательным, этакий османский паша; его широкую грудь украшали многочисленные ордена и ленточки. Мне предложили чай в изящной фарфоровой чашке; когда я изложил свои намерения, адмирал добродушно хмыкнул.

— Что ж, если вы хотите попасть сюда летом, по крайней мере время года вы выбрали правильно, — сказал он. — У Черного моря дурная слава. Местные считают, что на нем всего четыре надежных гавани — Самсун, Трабзон, июль и август… — Он откинул голову и расхохотался так, что подпрыгнули чашки на столе.

Вернувшись домой, я столкнулся с очередным счастливым совпадением из числа тех, что сопровождали меня на протяжении этой экспедиции. Я не собирался подбирать команду до тех пор, пока строительство корабля не достигнет заключительной стадии. Однако меня поджидало письмо от первого добровольца. Отправитель письма недавно окончил тот же оксфордский колледж, что и я сам, — Кебл, а сейчас посещал курсы делового администрирования. Занятия ему наскучили, хотелось перемен, вот он и интересовался, не организую ли я новый поход. Если да, не сочту ли я возможным включить его в экипаж? Он извинялся за то, что практически не имеет опыта хождения под парусом, при этом давно занимается греблей: выступал за команду университета, был капитаном гребной группы своего колледжа и тренером гребцов. Кроме того, в письме сообщалось, что в Оксфорде он изучал классические языки. Итак, мой первый доброволец — античник и гребец! Интересно, подумалось мне, понимает ли этот Марк Ричардс, во что ввязывается? И как кстати? Ведь у него попросту не могло быть ни малейшего представления о том, что я хочу пройти по пути Ясона и аргонавтов на двадцативесельной галере.

К тому времени Колин Муди почти завершил свою работу. Лишь один элемент конструкции галеры оставался под вопросом — нос, точнее, его размеры и форма. В античных текстах ничего не говорилось о том, как рано характерные носы греческих галер стали использовать для тарана вражеских судов. Колин предположил, что первоначально такую форму носу придали, чтобы облегчить кораблю скольжение по воде; отдаленный потомок такого носа — подводный выступ на носах многих современных кораблей. Колин поручил студентам Высшего колледжа в Саутгемптоне в качестве практики провести «ходовые испытания» моделей галер. Меня же попросили изготовить три разных типа носов, которые можно будет менять во время этих испытаний.