По прозвищу Гуманоид - [2]

Митьке захотелось забиться в ту самую щель, куда никак не мог пробиться муравей. Вот дает! А ведь говорила, мол, пишите, не таясь, искренне, как в свой личный дневник. Он, сдуру, и поверил! Неужели будет читать?! Да нет же, что она законченная идиотка, что ли? Временами, вроде, и ничего. Бывают и хуже.

— С сочинением мы дома разберемся, — мрачно пообещал отец, спасая ситуацию.

У Митьки отлегло от души. И мама выдохнула облегченно.

— Ну, хорошо, — пожала тучными плечами Маргарита Рашидовна. — Тогда давайте его спросим. — Она воткнулась взглядом в Митьку. — Как ты сам-то расцениваешь свое поведение, Дмитрий? Ты уже взрослый парень, тринадцать лет исполнилось, а ведешь себя хуже маленького.

Митька молча кусал заусенцы.

— Что за дурная привычка ногти слюнявить! — загремел на весь класс отец. — Спрашивают — так отвечай! Мне некогда на тебя пялиться!

Стекла на портретах писателей, что висели на стенах кабинета литературы, мелко задрожали, словно под окном дребезжал бульдозер. Ни Толстому, ни Гоголю, ни тем более Достоевскому это явно не нравилось, что было написано на их лицах. И только одна Маргарита Рашидовна осталась довольна. Она даже закивала головой, мол, так его, так. Губы ее, аккуратно обведенные тонкой коричневой полоской, слегка шевелились, беззвучно повторяя резкие фразы, которые метко швырял в Митьку отец.

— Маргарита Рашидовна, мы дома с ним поговорим. Он у меня быстро все поймет! Я с ним сюсюкаться не стану. Есть у меня козыри! Спасибо, что пригласили. К сожалению, мое время истекло. Вас подвезти домой?

— Нет, что вы! Он у меня не один. Сейчас еще придут родители Смирнова. Это его дружок. С ним тоже беды хоть отбавляй. — И, почему-то глядя на фирменные ботинки отца, изрекла: — А тебе, Дмитрий, советую задуматься над своим поведением. У тебя такие замечательные родители! Есть с кого брать пример.

Пока папа разворачивал машину, Митька успел сбегать под окна класса. Фантик лежал на траве. Муравья на нем не было. Значит, приземлился удачно. Ну, хоть это хорошо!

Разборки

Пока ехали домой, Митька разглядывал из окна машины тучу. Она грозно надвигалась откуда-то с востока, и блеклое солнце беспомощно отступало. Сначала туча двигалась клином и очень напоминала пешее войско татарской орды. Но вот из-за нее сразу с двух флангов выскочила конница, и дождевые пики вражьих стрел стали гулко бомбить капот машины. Небо превратилось в поле смертельной брани. Сверкая острыми копьями, молнии летали по небу беспорядочно и хаотично, и уже трудно было разобрать, где и чья сторона. Все смешалось в жутком месиве разбушевавшейся стихии.

Родители молчали. От мамы пахло валидолом. Она то и дело умоляла отца:

— Да не гони ты так, Андрей! На тот свет всегда успеем. Видишь, какая дорога скользкая!

За обедом папа, даже не поднимая на Митьку глаз, мрачно изрек:

— В деревню он больше не поедет. Хватит! Вот где у меня сидит ваш Гуманоид с его тлетворным влиянием!

Митька даже поперхнулся. Потом закашлялся так сильно, что маме пришлось стучать его по спине. Всего ожидал, но такого! Удар был явно ниже пояса. Гуманоидом папа за глаза в сердцах прозывал деда. Кто такие гуманоиды — Митька знал. Человекоподобные существа, живущее в других измерениях или обитающее на других планетах. Митька видел гуманоидов в приключенческих фильмах. С серой кожей, с тремя пальцами на руках, с дырочками вместо носа. Но причем здесь дед — понять не мог. Как-то младшая сестра Люська спросила маму об этом. Митька тоже уши оттянул. Интересно все-таки, что мать на это скажет?

— Папа считает, что наш дедушка слишком добрый и гуманный. Вот поэтому, видимо, и выдумал это странное прозвище. Выкиньте это из головы!

Ничего себе! Легко сказать! Да ради деда Митька..! И почему отец все время к деду цепляется? Что дед ему плохого сделал?

— Причем здесь дед! — возвращая Митьку к действительности, озвучила его мысли мама. Но отец грохнул кулаком по столу так, что суп из тарелки плевком вылился на скатерть. А младшая сестренка Люська, вжав голову в плечи, понеслась в туалет. Эх, мать! Наивная, как… Да отец только этого и ждал! Сейчас начнется!

— При всем при том! — сотрясал всю квартиру зычный голос отца. — Он деду в рот дышит! Послушай, как и что он говорит! Как старик рассуждает. Все, к чему ни приучаю, коту под хвост! Забил этому дуралею башку всякой ерундой! Стоит только в деревню съездить — у него даже руки, как у колхозника, становятся! Такими руками деньги не считают! Ничего из него толкового не выйдет! Как волка ни корми…

Последнюю фразу отец добавил на полном выдохе. Пар вышел. Настал черед говорить маме. Дед был ее отцом, и маме, конечно же, не нравилось, когда отец «тянул» на деда и называл его Гуманоидом. Она очень переживала, когда между ними назревал какой-нибудь конфликт. Насколько помнил себя Митька, отец с дедом никогда не могли «состыковаться». Сам себя отец называет человеком нового времени. А деда — «отжившим элементом прошлого». В деревню отец ездил редко. А если уж, бывало, и «сподобится», его хватало там только на два дня. На третий он начинал раздражаться по пустякам и спать уходит на сеновал. Потом целыми днями как проклятый копался в машине. По его словам, в деревне он «отбывает наказание». Почему отец не любил деревню — понять было можно. Родился он на одной из московских окраин. Вырос среди ребят городского двора, где игры и интересы были далеко не такими, как у деревенских пацанов. Он даже никогда не мылся в дедовой бане. Зато в городе в ванне мог отмокать часами.