По приговору звезд - [10]
Г у с е й н. Голубцы. Сейчас накрою на стол. (Убегает в дом.)
Салима с полотенцем идет в глубину сада к дому матери.
Из дома выходит Г у с е й н в новых джинсах и накрывает стол на веранде.
З а н а в е с.
Высокие каменные стены отделяют двор Тумаджева от деревенской улицы. Очень чисто. В центре двора стоит письменный стол. В выдвигающийся ящик письменного стола втиснута пишущая машинка. Д и л я ф р у з и Т о ф и к собираются на работу.
Т о ф и к. Мама, ты слышала новость? Самайе и Алийе подарили автомашины.
Д и л я ф р у з. Слышала, сынок. Если бы отец не запретил мне работать, когда был председателем, я бы тоже сейчас была известной женщиной в нашем селе. Я и Рахшанде лучше всех собирали хлопок. Рахшанде — умница, училась заочно в институте, все успевала, а отец держал меня на привязи дома…
Т у м а д ж е в (выходит из дома). И сделал тебя несчастной. Посмотри на себя, поправилась, лицо округлилось, появился второй подбородок, стала похожа на госпожу…
Д и л я ф р у з. Лучше мне света белого не видеть, чем быть такой госпожой. Заново учусь работать. Чем я лучше других женщин, как все, так и я.
Т у м а д ж е в. Конечно, с кизилового куста айву не снимешь, ты не лучше других.
Т о ф и к. Стыдно, отец!
Д и л я ф р у з. Отец прав, сынок. Действительно, с кизилового куста айву не снимешь. Народ доверился ему, выдвинул в председатели, а он возгордился, возомнил себя господином, между собой и народом воздвиг эти каменные стены…
Т у м а д ж е в. Все, что я делал, я делал для вас. Хотел возвысить вас над всеми, а теперь вы должны помочь мне.
Д и л я ф р у з. Помочь писать анонимные письма? Нет уж, этого ты не дождешься. Хватит клеветать на людей. Кто копает яму другим, пусть сначала снимет мерку с себя!
Т у м а д ж е в. Эту женщину надо убрать с председательского кресла.
Д и л я ф р у з. Не смей даже произносить имя Рахшанде. Сколько раз мы делили с ней хлеб-соль.
Т у м а д ж е в. «Делили хлеб-соль, делили хлеб-соль»! Почему она об этом не помнит и посылает тебя со всеми собирать хлопок?
Д и л я ф р у з. А я только и могу собирать хлопок.
Т у м а д ж е в. Предположим, у тебя нет способностей ни на что другое, а как же я?
Д и л я ф р у з. Сколько раз тебе предлагали работу, а ты стоишь на своем, хочешь стать заместителем председателя. Ведь люди выбрали другого.
Т у м а д ж е в. Если Рахшанде не может снять этого солдата, пусть сделает меня вторым заместителем.
Д и л я ф р у з. Сейчас всюду стремятся уменьшить число тех, кто хочет есть даром народный хлеб, а ты хочешь, чтобы для тебя выдумали новую должность.
Т у м а д ж е в. Скажи честно, жена, кто у нас лучше меня разбирается в хозяйстве?
Д и л я ф р у з. Незаменимых людей нет.
Т у м а д ж е в. Но ты так и не назвала человека, который лучше меня знал хозяйство.
Д и л я ф р у з. Если хотел руководить, нужно было работать честно.
Т у м а д ж е в. Недаром в народе говорят: «Друга ищи на стороне, враг всегда найдется в твоем же собственном доме». Ничего. Дай бог мне здоровья, я сам улажу свои дела.
С а м а н д а р (просовывает голову в дверь в ограде). Можно?
Д и л я ф р у з. Если пришел с добром, заходи.
Т у м а д ж е в. Мир праху шаха Аббаса. Умный был человек, раз и навсегда хотел покончить со всем женским родом, да только отговорил его визирь Аллахвердихан, будь проклята память о нем!
Д и л я ф р у з. Шах Аббас забыл о собственной матери и о том, что на свет его произвела женщина.
С а м а н д а р. Женщина женщине рознь.
Д и л я ф р у з. Самандар, говорят, ты разводишься с женой?
С а м а н д а р. Клевета, выдумки, злостная ложь!
Д и л я ф р у з. Об этом все село говорит.
С а м а н д а р. Сплетни распускает проклятый женоподобный Гусейн.
Д и л я ф р у з. Он лучше всех вас во сто крат, все делает по дому.
Т у м а д ж е в. Ай аллах, укороти язык этой женщине.
С а м а н д а р. Самый злостный элемент в нашем селе этот Гусейн. Фабрика сплетен.
Д и л я ф р у з. А вы какая фабрика? (Говорит обоим.) Клеветы, лжи, анонимок.
Т у м а д ж е в. Змею узнают по шипению!
Д и л я ф р у з. Зачем пришел, говори прямо, Самандар?
С а м а н д а р. Сестрица Диляфруз, вы говорите с людьми, как судья. Ради вас я иду сейчас же собирать хлопок. (Переглянувшись с Тумаджевым, уходит.)
Д и л я ф р у з. Если услышу, если узнаю, что ты написал хоть одну строчку о Рахшанде, пеняй на себя. Идем, сынок.
Идут к воротам.
Т у м а д ж е в. Подожди, сынок, у меня к тебе дело.
Д и л я ф р у з. Я ухожу, догоняй, Тофик.
Т у м а д ж е в. Тофик, ты мой единственный сын.
Т о ф и к. Да, папа.
Т у м а д ж е в. Ты свет моих очей, я люблю тебя больше всех на свете.
Т о ф и к. Да, папа, я знаю.
Т у м а д ж е в. А ты, сынок, любишь меня?
Т о ф и к. Конечно, ты же мой отец.
Т у м а д ж е в. Я связываю с тобой, с твоим будущим свои самые большие надежды. Но как я могу помочь тебе, если меня бросили на землю и топчут.
Т о ф и к. Ты преувеличиваешь, папа, кто тебя топчет?
Т у м а д ж е в. Эти женщины, Рахшанде и твоя мать, свалили такую гору, как я. Сынок, ты еще молод. Многие тонкие моменты тебе не известны. Вырастешь — узнаешь. Я должен занять подобающее мне место. У меня большие заслуги перед народом, они не должны пропасть без следа. Я один из тех, кто строил этот колхоз, а теперь никто даже и не спрашивает обо мне, не интересуется мной. А когда тебе придет время поступать в институт, все забудут обо мне окончательно, и никто не поможет тебе, никто.