По образу и подобию - [110]

Вплотную к заднему двору, огороженному высоким забором, подступали деревья. Были по соседству и другие дома; Ева знала, что скоро из них высыпят любопытные. Но все дома находились на почтительном расстоянии от неровного, заросшего высоким кустарником участка. Человек, одержимый жаждой мести, мог спокойно выполнять здесь свою миссию, не опасаясь чужих глаз. И все-таки полицейские будут стучаться во все двери, спрашивать о Блу, о черном фургоне, о любых странностях, замеченных соседями.

Вертолет приземлился. Рорк заглушил двигатель.

— Ты его жалеешь, этого Джона Блу?

Ева смотрела на дом сквозь пелену дождя, на темные грязные окна, на стены, ощетинившиеся хлопьями облезающей краски.

— Я жалею беззащитного маленького мальчика, которого терзала и мучила родная мать, женщина с явно садистскими наклонностями. Мы с тобой знаем, что такое жестокие родители. — Ева повернула голову и посмотрела в глаза Рорка. — Мы знаем, как это может ранить ребенка, изуродовать его на всю жизнь. Знаем, до чего это может довести. И меня мучает совесть, потому что именно на этого ребенка я надавила при допросе. Ты же видел, как я его использовала.

— Я видел, как ты исполняешь свой долг, хотя тебе было больно. Тебе было больно, Ева, ты страдала не меньше, чем он. Возможно, больше.

— Наверное, это было необходимо, — согласилась Ева. — И это было больно, потому что ребенок не убивал тех женщин. Ребенок не избивал, не насиловал, не душил их, не уродовал их тела. Не ребенок загнал Пибоди в больницу. Короче: нет, я не жалею Джона Блу. Таких, как он, я на своем веку повидала.

— Ты видала и хуже.

— Возможно. — Ева глубоко вздохнула. — Возможно. Но когда-то я сама была таким же ребенком. И тоже убила своего мучителя.

— Не сравнивай себя с ним, Ева. Ты вовсе не такая, как он. — Рорку хотелось непременно донести до нее эту мысль, казавшуюся ему крайне важной. — Ты была ребенком, до смерти запуганным, страдающим от нечеловеческой боли. И в этих отчаянных обстоятельствах ты оборонялась, ты пыталась прекратить этот ужас. А он был уже взрослым, у него был выбор. Он мог просто уйти. Как бы она ни изуродовала его в детстве, он уже вырос, он был мужчиной, когда совершал свои зверства.

— И все-таки в теле этого мужчины живет ребенок. Знаю, так рассуждают промыватели мозгов, но тем не менее это правда. В нас с тобой, между прочим, тоже живут те потерянные дети.

— И что из этого следует?

— Для нас — ничего катастрофического. Мы не позволяем этим несчастным потерянным детям вымещать зло на невиновных. Не беспокойся, я это понимаю. Ты не должен меня утешать, я все понимаю. Наоборот, мы используем этих детей, живущих у нас в душе, чтобы защищать невиновных. Я — своим жетоном, а ты — приютом «Доча». Мы могли бы свернуть на другую дорогу, но не свернули.

— Я несколько раз сворачивал.

Эти слова заставили ее улыбнуться. Она возблагодарила бога за то, что у нее есть Рорк.

— Наш путь еще не окончен. Рорк, — Ева коснулась его руки, — ты не представляешь, как это будет тяжело.

— Кое-какое представление у меня есть.

Ева покачала головой, лицо ее помрачнело.

— Нет, ты не представляешь. Мне уже приходилось заниматься такими вещами. Это хуже, чем ты можешь вообразить. Я не буду просить тебя вернуться или постоять в сторонке: знаю, что это бесполезно. Я хочу сказать одно: если тебе потребуется перерыв, не стесняйся. Отойди подальше, передохни. Другие именно так и сделают, поверь мне. Тут нечего стыдиться.

«А вот она ни за что не уйдет и не будет делать перерыв», — подумал Рорк.

— Просто скажи мне, что надо делать.

Ева распорядилась огородить заднюю часть участка. Пока работали проводники с собаками, она провела свою команду в дом. Внутри было грязно, сыро, темно, как в пещере, но, когда она включила свет, весь дом засиял огнями, как неоновая витрина.

Джон Блу не любил темных комнат.

Он убивал их в меньшей из двух спален. Судя по всему, это была его комната, когда они приезжали сюда. Снаружи на двери имелся замок старой модели. Наверняка она навесила этот замок, чтобы держать ребенка взаперти, в темноте, как ее саму в свое время запирала ее собственная мать.

Значит, он убил ее здесь, на голом грязном матраце, лежавшем прямо на полу. И других, похожих на нее, он убивал здесь. Ева увидела целые мотки красной ленты, остатки женской одежды, пятна крови на матраце, на полу.

— Все разобрать, запечатать, запротоколировать, — приказала она. — Мне нужен полномасштабный поиск. В одежде некоторых жертв могли сохраниться документы. После обыска мобильная лаборатория пусть приступает к заборам образцов крови. Мы должны идентифицировать всех женщин, которых он привозил сюда.

— Лейтенант, — окликнул ее один из членов команды. Он был в защитном костюме, напоминавшем скафандр, но снял маску с респиратором. — Мы находим тела.

— Сколько?

— Собаки только что обнаружили седьмое, и не похоже, что они скоро успокоятся.

— Иду.

К ней подошел Фини. Нарядный костюм, навязанный ему женой, был выпачкан паутиной и какой-то илистой грязью.

— Нашел в подвале ручной экскаватор на электроходу. Довольно новый, но явно бывший в употреблении.