По образу и подобию - [8]

Но прежде чем углубляться в нее, заглянем в как будто далекую от науки область — в поэзию. Вспомните у Лермонтова:

С улыбкой, розовой, как молодого дня

За рощей первое сиянье.

У Маяковского:

Говоря по-нашему,

          рифма — бочка.

Бочка с динамитом.

             Строчка —

                    фитиль.

Строка додымит,

          взрывается строчка,

и город на воздух строфой летит.

Перед нами — сравнение просто и сравнение, уже перерастающее в аллегорию, в иносказание. А вот и бесспорная аллегория в чистом виде:

И шестикрылый серафим

На перепутье мне явился.

(Пушкин)

Мне жребий вынул Феб,

И лира — мой удел.

(Пушкин)

Аллегория — иносказание, то, что надо понимать не буквально, а в переносном смысле. Поэзия смела, как поэзия. Ей мало прямого смысла и текста, она заставляет понимать смысл переносный.

Не боясь, что ее не поймут, она заменяет одни слова и предметы другими. Сопоставляя и сравнивая, заменяя привычное непривычным, сложное — простым, обыденное — высоким (и наоборот), она посредством художественного образа стремится к точности выражения чувства, добивается истинности передачи мысли. Волны шепчут, сердце поет, музыка говорит — и мы не возмущаемся всеми этими «несообразностями», явно невозможными на самом деле. Больше того, эти выражения успели перейти из литературы в общеупотребительную речь, став штампами для самой литературы. Переносный смысл оказывается вернее и строже прямого.

Сравнение и иносказание — в числе тех камней фундамента, которые в конечном счете держат здание поэзии, да, быть может, и искусства вообще.

Так вот, теория подобия занимается как раз проблемами сравнения и иносказания. Нет, тема этой главы вовсе не моделирование литературой действительности. (Хотя сама проблема такого моделирования сейчас настойчиво исследуется литературоведами, лингвистами и представителями молодой науки семиотики, с некоторыми выводами которой вы познакомитесь в конце книги.) Разговор пойдет о сугубо технических вещах в том смысле, что применение себе они находят как раз в технике. Но само их существование лишний раз напоминает нам, что искусство и наука не отделены друг от друга непроходимой стеной, что лирика и физика — родные сестры, что обе они — дочери человеческого сознания и средства познания им мира. Родство их проявляется, между прочим, и в том, что обе они порою прибегают к одним и тем же приемам. Аллегория, иносказание, пусть его и называют иначе, — мощное средство исследования в науке и технике. Посудите сами, разве не подойдет под понятие «аллегория» замена электрона резиновым шариком, атомного ядра — каплей жидкости, воды в трубопроводе — потоком электронов в кабеле? Ну, а о терминах всегда можно договориться. Но, порадовавшись родству физики и лирики, мы не отделались от обязанности ответить на вопрос, что чему можно уподобить, что чем заменить, что чем промоделировать (здесь все эти три слова имеют примерно одно значение).

Так вот, теория подобия и взяла на себя обязанность отвечать на такие вопросы. Этот научный раздел не постеснялся широко раздвинуть пределы своей власти. В сферу его влияния, говоря языком политика, в разное время попали химия и сельское хозяйство, аэродинамика, теплотехника и гидравлика. Впрочем, практически нет уже сейчас раздела техники, в котором не прислушивались бы к ее голосу, определяющему, что удовлетворяет критериям подобия, а что нет.

Создание теории подобия растянулось на сотни лет. Начало ей положил… Знаете, я готов держать пари, что в основании почти любой современной области науки можно найти одно из четырех великих имен, принадлежащих греку, итальянцу, англичанину и русскому. Аристотель, Галилей, Ньютон и Ломоносов стояли у истоков многих разделов знания, представляющихся нам сегодня с иголочки новенькими. (Впрочем, теорию подобия новой не назовешь, зато некоторые ее применения более чем современны. Вспомните, что моделирование ведется главным образом на основе этой теории, а знаменитая бионика, по самой сути дела, лишь частный его случай.) Так о ком из четырех родоначальников наук идет речь? Здесь — о Ньютоне. В XVII веке он первым задумался над тем, какие явления могут считаться подобными, и сформулировал принципы подобия, ставшие краеугольным камнем здания, которому предстояло расти века.

Основы подобия механических процессов исследовал через двести лет французский ученый Бертран, доказавший первую теорему подобия. И в том же XIX веке очень много сделали для теории подобия на примере кораблестроения англичане Фруд и Рид.

В конце же XIX века теорией подобия занялся В. Л. Кирпичев, первый из представителей знаменитой семьи русских ученых, сумевших ввести теорию подобия хозяйкой в новые области техники. Сам Кирпичев-старший вывел условия подобия для ряда новых явлений.

Его сын, академик М. В. Кирпичев, доказал 3-ю теорему подобия — основу теории моделирования технических процессов вообще. Надо сказать, что очень много нового сумели ввести в теорию подобия и другие наши соотечественники в прошлом и настоящем. Но исторических справок в этой книге будет минимум. Перейдем к самой теории подобия.