По образу и подобию - [52]
А начиналось, если вдуматься, с небольшой, с горошинку, малости — всего-то и надо было рассказать с самого начала про контракт с профессором Ольмезовским…
Алёна проснулась ночью. Что это была именно ночь, а не день или, скажем, раннее утро, объясняли полупрозрачные стеклянные дверцы палаты — свет в коридоре был приглушён, оттуда не доносились шаги или разговоры, и вообще тишина стояла такая глубокая и плотная, какая бывает только лишь ночью. Девочка сразу вспомнила всё, что с нею случилось. Тима, Хальку Мальсагову, озеро, кровотечение, Розу Тимофеевну. Мама! Схватила терминал, но от мамы не было ни единого вызова, ни одного послания. Значит, мама всё ещё на дежурстве. Вообще, трёхдневные режимы тишины, когда к маме нельзя было дозвониться, давно стали привычными. На Юге шла война, затяжная война всех со всеми, которую и войной-то называть было сложно — так, вооружённые конфликты… И успехи здесь складывались не всегда самым приятным для Северо-Восточного Региона образом.
Алёна села, спустила с постели ноги. Стиснув зубы, пережила мельтешение чёрных мушек перед глазами. «Ты потеряла слишком много крови», — объяснила Роза Тимофеевна. — «Сейчас тебе нужен покой, хорошее питание и наше наблюдение». Наше. В смысле, целителей Факультета Паранормальной Медицины.
На спинке кровати висел халат. Алёна осторожно встала — вроде бы ничего не болело и не текло, — взяла халат. Он оказался великоват, но что ж поделаешь, всё лучше, чем если бы вообще без него. Алёна опасалась, что двери будут заперты, но нет, они легко открылись. В коридоре ожидаемо не оказалось никого. Знать бы ещё, в какой стороне санузел. Поселившаяся в теле противная слабость протестовала против лишних движений. Оставалось лишь надеяться, что это не навсегда, что организм восстановится, вернёт себе прежнюю форму. Противно болеть! Мерзко оставаться слабой вот уже второй день подряд!
Санузел Алёна нашла со второй попытки, взяв, естественно, не то направление с самого начала. И спросить-то было не у кого! Всё отделение спало. Выбравшись из секретной комнаты, Алёна столкнулась с новой напастью — она потеряла «свою» палату! Куда идти — налево, направо? Как понять в череде одинаковых дверей, что именно эта — твоя? Надо же было не посмотреть на номер!
Алёна побрела вдоль стенки, но пришла не к своей палате, а к двойным стеклянным дверям с табличкой «Ординаторская». Здесь силы окончательно оставили её, и она стекла на лавочку, стоявшую возле дверей. Лавочка стала подлинным спасением: нигде по коридору отделения никаких лавочек не было и в помине, а возле ординаторской была.
Какое-то время Алёна просто сидела, прислонившись спиной к прохладной стене. Отдыхала. Но потом, когда усталость слегка отступила, она услышала через приоткрытые двери ординаторской знакомый голос. Говорил профессор Ольмезовский, говорил на повышенных тонах с кем-то через экран быстрой связи, а почему он не включил приват, бог его знает. Должен был, учитывая ночь и то, что все вокруг, попросту говоря, спят.
Олег Ольгердович с кем-то сердито ссорился, называя своего оппонента на «ты» и по имени — Пит. И этот Пит явно не имел телепатического ранга, раз пришлось ругаться с ним голосом.
— Чем тебе помешает? — горячился профессор. — Ну, чем? Много, что ли, места займёт один-единственный добавочный искут? Что? Ах, гарантии тебе! Я тебе ещё вчера выслал краткий отчёт по паранорме «о-нор», Пит, ты его читал? Девять- двенадцать лет — мало?!
Алёна напряжённо вслушивалась. Судя по голосу, обычно невозмутимый Ольмезовский сильно горячился, убеждая того, кто не желал убеждаться. Занозой засело в сознании упоминание паранормы «о-нор» — да ведь это же генетическая линия Тима и Розы Флаконниковых! Их двое всего…
… а третий — твой ребёнок от Тима, балда!
Алёна вцепилась пальцами в края лавочки. Уйти стало просто невозможно.
— Эвтаназия? — голос Олега Ольгердовича дышал бешенством. — Да ты сошёл с ума, Пит! Сорок лет работы, дело всей моей жизни — псу под хвост в унитаз просто потому, что тебе что-то там не нравится, а ведь ты — не Учёный Совет и не генетик, то есть, ни черта ничего не… Даже не думай! Да. Ага. Да. Угу. Сейчас! Уже.
Слова незнакомого Пита Алёна разобрать не могла при всём желании, они звучали слишком тихо. Но по реакции профессора можно было догадаться: Пит предлагает убить неучтённый эмбрион, а Олег Ольгердович отказывается.
Алёну кинуло в жар, потом в дрожь. Учёный Совет Института мог не одобрить её ребёнка. Запросто. Ребёнок же получился спонтанно, без этих их схем и подготовок, а это значило… значило… А кто такой Пит, тоже генетик?! И кто он в иерархии Института? Выше Олега Ольгердовича, так уж точно, иначе бы тот с ним вообще не разговаривал.
Одно утешало. Эмбрион ещё жив. Иначе они бы не спорили. Слабое утешеньице, если подумать.
