Светлая машина выехала на трассу.
— Садись, — кивнул Алёне Огнев. — Погнали.
— С дочерью, значит? — свирепо осведомилась Алёна, сжимая кулачки.
Уже присвоил. Ладно, маму женой назвал, это проглотить ещё можно. В конце концов, они спят вместе. Может, даже официально поженятся. Нормально. Но дочь?!
— Ну, извини, — хмыкнул Огнев, увеличивая скорость. — Говорить каждый раз «дочь моей женщины» слишком длинно.
— Зато по факту, — буркнула Алёна враждебно.
— Факты — такая скучная вещь, — заметил Огнев. — Впрочем, если ты хочешь, чтобы я был занудой, так и быть, буду занудой. Всё, что ты захочешь.
— А убиться об стенку? — мстительно предложила Алёна.
— Не перебивай старших. Всё, что захочешь, но в разумных пределах. Предел, естественно, устанавливаю сам.
Небо постепенно затягивало белесой хмарью. Солнце светило сквозь неё мутным пятном, на которое можно было смотреть без риска повредить глаза. Машина летела на бешеной скорости. Алёна молчала, затаив дыхание. Успеют? Не успеют? Она много смотрела в своё время про эти бураны, когда-то делала даже доклад по дисциплине «Современная климатология». На Земле с каждым годом становилось всё неуютнее и неуютнее жить.
Но ведь на «Ковчегах» не могут уйти все. Кто-то останется. Кому-то придётся как-то жить, — нет, выживать! — в надвигающемся ледяном аду. Как? Защищённых городов мало, они не могут вместить всех желающих. Наверное, лет через сто современные войны, которые уже даже войнами никто не зовёт, а так — горячими конфликтами, покажутся раем. Хотя сейчас где-то там, на юге, каждую секунду погибают люди. Дети. Начинаешь задумываться, и потихоньку съезжает на бок крыша.
На дорогу легли разноцветные сполохи. Алёна вывернула голову, всматриваясь в небо, полыхающее радужными полотнищами, преимущественно зелёного цвета. Впрочем, встречались и золотые, и алые. Знаменитое «сияние бурь», предвестник надвигающегося урагана. От начала появления до резкого усиления ветра проходило обычно от десяти минут до получаса. И что-то подсказывало Алёне, что половины часа у них нет.
— Поворот! — выдохнул Огнев.
Впереди, в мутной белизне бестеневого мира, проявилось чёрное пятно.
— Грейдер? — шёпотом спросила Алёна.
Огнев молча кивнул. Он не сказал, что до спасения — ещё целых пятнадцать минут ходу. Пятнадцать минут! Которых не осталось больше ни одной.
Стена ливневого снега упала внезапно. Сразу стало темно и жутко. Впечатление было, будто машину оторвало от дороги, вздёрнуло в небо и теперь несёт невесть куда, чтобы с размаху приложить о землю, и — всмятку, в кровавый фарш. Алёна зажмурилась и завизжала, не слыша собственного голоса. Её мотнуло вперёд, потом назад, она до крови прикусила губу.
И что — всё? Вот это теперь — всё?!
Отчаянно, до спазмов в животе, вдруг захотелось жить. Просто — жить, жить и жить, бесконечно, жить вечно, пережить мгновения леденящего ужаса, и жить. Пусть всё закончится хорошо, Огнев — умный, он знает, как удержать машину, как добраться сквозь воющий и хохочущий ветер к спасительному грейдеру, всепогодной спасательной машине с мощными щитами, способными укрыть, защитить даже большой самосвал.
В окно садануло, по ощущениям, стальной балкой. И стекло лопнуло, разлетелось осколками, а чернота — снег с прослойками воздуха! — ударила в лицо, выбивая дыхание… И в тот же миг всё окончилось.
Ветер исчез, исчез снег, ушла темнота. Машина стояла, развернувшись боком, в защитном поле грейдера, от которого уже бежали какие-то люди. Огнев поднял голову, и Алёна испуганно дёрнулась: лицо бравого капитана заливала кровь, чёрная в неверном жёлтом отсвете проблесковых маячков грейдера.
— Жива? — хрипло спросил он.
Алёна кивнула. И тут с заднего сиденья донёся недовольный голос мамы:
— Кой чёрт здесь происходит? Вик!
Проснулась! Алёна переглянулась с Огневым, и захохотала, смех очень быстро перешёл в истерику. Живы. Успели. Можно было выдохнуть и расслабиться.
На грейдере встречать гостей приехал давний друг Огнева, капитан Филипп Снежин. Он обругал Огнева бестолочью и заявил, что может ещё слов добавить, пусть дамы уши закроют.
— Даже не подумаю, — сердито высказалась мама. — Бестолочь ты, Вик, как есть бестолочь. Не мог в Зеленогорск свернуть, понадобилось тебе нервы пощекотать!
Мамины слова были несправедливы, но Огнев не оправдывался. Алёну очень впечатлила суровая сдержанность, с какой он принимал упрёки. Признавал за мамой и другом право ругать его, но виноватым себя не считал. Сама Алёна на его месте уже сорвалась бы огрызаться непременно. Но Огнев молчал.
— Чёрт, — выругался Снежин, — ну, и холодина! Пошли в салон, околею скоро! Телегу твою сейчас возьмём на прицеп, угробил ты ей задний привод, гер-рой, твою- то мать репликаторную колбу!
— Пошли, — кивнул Огнев, и не удержался от шпильки: — Теплолюбивое ты растение, Фил. Небольшого морозца с ветерком боишься.
Алёна заметила у Снежина знак паранормы на воротничке толстой, даже на взгляд тёплой, куртки: первый телепатический ранг! Неудивительно, что он вымерз, как мамонт.
В салоне — выбрал ведь словечко! — было тепло, шумно и душновато. Алёна приткнулась у окошка, узкого, как кошачий лаз. В окно всё равно не было ничего видно, жёлтый рассеянный свет и плотная круговерть снежинок; защитные экраны отключили, чтобы не расходовать без надобности ресурс машины.
