По обе стороны реки - [27]

«„Вешки“ ставит…» — подумал Захаров. Он подошел к одной плите, открыл дверку и, видя, что угли уже прогорели, закрыл заслонку. Затем повторил эту операцию со второй плитой, вернулся к столу и зажег настольную лампу…

1981 г., июль

У Ермоловского камня майор приказал водителю остановить УАЗик и предложил выйти размять ноги. Прикурив сигарету, протянул пачку Алексею и Рустаму:

— Курите?

Рустам с любопытством взял пачку:

— Ого, «Партагас»! Как ты их куришь? У меня от одной затяжки слезы выступают… А в горле — словно рашпилем прошлись!

Майор усмехнулся:

— Привык после одной командировки… Там сигарет вообще не было — только «сигарильос». Знаете, что это?

— Я что-то слышал… — ответил Рустам, — Это вроде маленьких сигар, что ли?

— Ну да, табак такой же, только скручен тонко. И, заметьте — никакого фильтра! Тут хоть фильтр есть!

Майор глубоко затянулся и спросил:

— Ну что, парни, решайте — где ночевать будете? Тут рядом, назад немного вернуться, небольшой санаторий. У нас с ними договоренность, так что, можно у них. А хотите — можете с нами, в полевых, так сказать, условиях! Палатки я вам выделю…

— Палатка и у меня есть! — перебил его Захаров, — Ты лучше скажи, майор, нас-то зачем позвал? Я так понимаю, соревнования у вас специальные, по своим требованиям и правилам… Ну, и чем мы можем тебе помочь?

— Да, откровенно говоря, ничем! — подумав, ответил тот, — Просто командование решило, что на соревнованиях должен быть кто-то из профессиональных альпинистов. Ну, я позвонил знакомым в Федерацию, вот они и предложили вас! Так что, если найдете пару деньков свободных — водки попить, шашлыков поесть — то, считайте, ваша миссия выполнена полностью! Ну, а нет — оставьте свои закорючки на наших протоколах соревнований, и свободны! Хоть завтра отвезу назад в Орджоникидзе!

— Вот, за что я люблю военных, — рассмеялся Рустам, — так это за честность и прямоту! Ты, старик… ничего, что я так тебя называю? Сам же предложил! Ты, старик, сам подумай, ну чего бы мы сюда поперлись, если бы у нас не было времени попить водки? И вообще — где ты видел нормальных мужиков, у которых на это нет времени? Верно я говорю, Леха?

Он обернулся за поддержкой к Захарову. Тот утвердительно кивнул головой и добавил:

— Тем более, на халяву!

Затем с притворным беспокойством уточнил у майора:

— Или не на халяву? Тогда лучше сразу вези нас обратно!

Майор рассмеялся:

— Больше вопросов нет? Тогда — по машинам! Едем пить водку! Если, конечно, у меня ее хватит на таких сурьезных бойцов…

Не доезжая Казбеги, УАЗик свернул влево и по заброшенной, уже едва заметной на каменистом склоне старой Военно-Грузинской дороге, медленно пополз в гору, к повороту на Бешеную Балку.

Место для лагеря было выбрано и оборудовано грамотно, по-армейски обстоятельно. На большой поляне, в нескольких десятках метров от каменистого русла маловодной в это время года речки Куро уже стояло несколько просторных армейских палаток. В центре поляны высился свежесрубленный и ошкуренный шест, предназначенный для флагштока, а в тени деревьев на краю поляны примостился ГАЗ-66 с дизель-генератором и радиоузлом. Из расположенного на крыше его будки «колокола» на весь лес разносилось: «Не плачь, девчонка!»…

Глава 2

«Не висят на ветке яблоки,

яблонь нет, и веток нет,

нет ни Азии, ни Африки,

ни молекул, ни планет…»

(С.Кирсанов, «Никударики»)

1996 г., февраль

…Иван Алексеевич осторожно постучал в дверь соседа, подождал немного и, не дождавшись ответа, толкнул дверь — она была не заперта. Он отряхнул с валенок снег, вошел и поднялся по ступенькам к двери, ведущей в сени. Она тоже оказалась открытой. Не запертой была и дверь, ведущая в комнату.

— Леха, ты дома? — шумнул на всякий случай, проходя в комнату.

На стоявшем у окна столе горела настольная лампа, а по столу были в беспорядке разбросаны листы бумаги. Часть из них была исписана мелким почерком, на других записи были сделаны лишь местами, словно пометки «для памяти». Захаров спал, сидя на стуле и опустив голову на лежавшие на столе руки. Иван Алексеевич, стараясь не слишком шуметь, прошел за занавеску, отделявшую от жилой комнаты небольшую кухоньку, и вытащил из принесенной с собой сетки крупную рыбу. Пошарив глазами вокруг и не найдя ничего более подходящего, он вытащил из стопки приготовленных для растопки бумаг газету, расстелил ее на клеенке кухонного стола и положил на газету рыбу, после чего вернулся в комнату и осторожно потряс спящего Захарова за плечо:

— Просыпайся, писака, утро на дворе!

Алексей открыл глаза и ясным, словно и не спал вовсе, голосом поинтересовался:

— Который час?

— Да кто ж его знает! — ответил Иван Алексееич, — Я, мил человек, на часы гляжу, когда телевизор включаю вечером! Да и то, чтобы «Время» не прозевать… Утро уже! Солнце скоро подымется, значит, часов восемь будет.

Он присел на соседний стул и, протянув руку, нажал на кнопку настольной лампы:

— Свет-то, небось, всю ночь горел? Электричества, верно, нажег!.. Нешто, не жалко?

— А чего его жалеть, Алексеич? — Захаров встал, потянулся, встав на цыпочки, и прошел на кухню к висевшему на стене рукомойнику, — Да и сколько там с одной лампы нагорит?