По нехоженой земле - [136]

— Товарищи правы,—отозвался Урванцев.— Деревья надо заменить мачтами, а вместо зелени побольше добыть медвежьих шкур. Это лишний раз подтвердит старую истину о том, что белый свет в здешних местах является защитным. Я тоже прибавлю несколько штрихов к пейзажу. Вот здесь надо поставить репер[15] с вековой маркой, а вон там, около лагуны, водрузим футшток[16] для наблюдения за приливами. Правда, репер больше будет походить на пень, зато тонкая рейка футштока вполне может сойти за рябину.

Шутки на этом кончились, уже серьезнее Урванцев продолжал :

— Мне понадобятся пятнадцать суток для проведения ежечасных наблюдений над приливами. Кому-то из вас надо стать моим помощником. Я прошу выделить Василия Васильевича, так как вам, Георгий Алексеевич, опять придется разрешать мясную проблему. Попутно мы с Васей проведем и более подробную съемку нашего острова. Потом я отеплю магнитный домик. Это не обогатит пейзажа, зато предотвратит теперешнюю фанерную будку в настоящий рабочий кабинет.

Так, вперемежку с шутками, мы обсуждали уже наметившийся план наших летних работ и подготовки к новой зимовке.

Со следующего же дня мы приступили к выполнению самого плана.

Я говорю о планах летних работ, о летнем периоде, о лете... Чтобы у читателя не создалось ложных представлений, необходимо рассказать, что подразумевается под здешним летом. Июнь и июль вам уже знакомы.

Наше лето больше всего напоминало вторую половину апреля в средних широтах и без какой-либо натяжки могло быть названо «мягким». Зноя здесь нет. Мы ходим в барашковых кубанках и не испытываем от этого никаких неудобств, за исключением разве только случаев, когда приходится несколько километров пробежать за медведем. Мы совсем не стремимся в тень и, если как следует не поработаем, не томимся жаждой. Кожаная куртка на фланели, одетая на толстую шерстяную фуфайку, или меховая рубашка, а в ветреные дни и полушубок — вот наша летняя одежда, и мы отнюдь не тоскуем по легким летним костюмам. Болотные сапоги или непромокаемые тюленьи пимы, надетые на толстый шерстяной чулок, устраивают нас куда больше, чем парусиновые туфли.

За все лето нас не потревожил ни один комар, ни одна мошка; появлению их мы, вероятно, удивились бы не меньше, чем немыслимому здесь кваканью лягушек. Даже таких неизменных спутников лета, как мухи, мы не видели ни одной.

Правда, в наших краях тает снег, журчат ручьи, шумят водные потоки, на льду и на земле стоят озера воды, распускаются цветы, в низинах зеленеют мхи, местами можно найти маленькие лужайки осоки и злаковых, а птицы кладут яйца и выращивают птенцов.

Но самыми яркими чертами здешнего лета все же являются таяние льдов, изобилие жизни в море и незаходящее солнце.

Льды, разъедаемые водой, беспрерывно потрескивают. В некоторые дни у кромки раздаются короткие звенящие звуки, словно кто-то пересыпает миллионы мелких серебряных монет. А солнце работает без отдыха. Дни и ночи оно кружит по небосводу невысоко над горизонтом и поэтому напоминает или утреннее или предзакатное солнце средних широт. В этом главная прелесть, незабываемое очарование полярного лета.

Мы не видим многих привычных картин — ни колосящихся полей, ни зеленых дубрав, ни летнего раздолья степей, зато Арктика щедро вознаграждает нас многим, о чем в средних широтах можно только мечтать.

Урожай в Арктике

К югу от островов в этом году долго сохранялся ледяной припай. Он тоже разъедался полыньями, но не уходил. Несколько параллельных гряд высоких торосов цементировали всю массу льдов. Нужен был хороший шторм, чтобы разломить эти многометровые махины. Только в половине августа против базы экспедиции открытая вода приблизилась к острову на два — два с половиной километра. Наша моторная шлюпка оставалась блокированной льдами, и в районе базы мы не могли выбраться для охоты в открытое море.

Правда, на льду появлялось много нерп. Иногда в хорошую погоду в поле нашего зрения их вылезало погреться на солнышке до ста пятидесяти штук. Но они мало привлекали нас. Охота на них в этих условиях требовала много времени, надо было применять метод эскимосов: наметив зверя, ползти к нему на животе и изображать тюленя — лежать на льду, когда зверь, подняв голову, осматривается вокруг, копировать его движения — крутить головой, почесываться по-тюленьи и т. п.

Иногда можно услышать рассказы о том, как эскимосы ухитряются таким образом обмануть зверя своим искусным подражанием, как приближаются к нему вплотную и хватают его за ласты. Я ни разу не наблюдал такого искусства, хотя и видел, как охотник приближается к нерпе на верный выстрел. И сам я без особого труда проделывал то же самое.

Эскимосы пользуются таким способом охоты обычно в случае, когда нет другой надежды добыть кусок мяса, и то только тогда, когда лед покрыт снегом. Зверь может долго не рассмотреть охотника, но зато слух у него развит лучше зрения, и малейший треск или шорох спугивает его и заставляет уйти под лед.

Сейчас снега не было и в помине, обтаявшая и разъеденная водой поверхность льда хрустела при малейшем прикосновении ноги, а кроме того, всюду были лужи и мелкие озера воды.