По нехоженной земле - [52]

— Скорей на улицу! Все горит!

— Что горит, где?

— Небо горит… все небо! Сияние! Да скорей же, Георгий Алексеевич, а то кончится.

Я схватил кухлянку. На пороге услышали голос Журавлева:

— Подумаешь, сияние! Да у нас на Новой Земле…

Голос умолк. Оглянувшись, я увидел, что охотник влезает в свою длиннополую малицу.

…Небо пылало. Бесконечная прозрачная вуаль покрывала весь небосвод. Какая-то невидимая сила колебала ее. Вся она горела нежным лиловым светом. Кое-где показывались яркие вспышки и тут же бледнели, как будто лишь на мгновение рождались и рассеивались облака, сотканные из одного света. Сквозь вуаль ярко светились звезды. Вдруг вуаль исчезла. В нескольких местах еще раз вспыхнули лиловые облака. Какую-то долю секунды казалось, что сияние погасло. Но вот длинные лучи, местами собранные в яркие пучки, затрепетали над нами бледнозеленым светом. Вот они сорвались с места и со всех сторон, быстрые, как молнии, метнулись к зениту. На мгновение замерли в вышине, образовали огромный сплошной венец, затрепетали и потухли.

— Ух! — выдохнул Вася Ходов.

Никто из нас не заметил, когда и как на юге появился огромный широкий занавес. Крупные, четкие складки украшали его. Он был соткан из неисчислимой массы плотно сомкнутых лучей. Волны то красного, то зеленого света, чередуясь, проносились по нему от одного края до другого. Невозможно было разобраться, где они возникают, откуда бегут и где умирают. Отдельные полотнища занавеса ярко вспыхивали и тут же бледнели. Казалось, что занавес плавно колеблется.

На западе опять появились длинные лучи. Потом вновь малиновые облака закрыли полнеба. Снова нарастал световой хаос. Еще раз лучи устремились к зениту.

Картина менялась каждое мгновение. Время бежало незаметно. Уже час мы любовались сиянием. Наконец Журавлев заявил, что на Новой Земле сияние бывает еще красивее, и ушел спать.

Вася, с поднятой головой, сидел на полузанесенной снегом шлюпке. Он словно застыл. Юноша впервые видел такую картину. Она захватила его.

* * *

Мне было понятно волнение юного друга.

…Двадцати пяти лет я попал в Арктику. Помню, с каким нетерпением ждал я ее «улыбки». Когда однажды мне сообщили о начавшемся сиянии, я выскочил из домика.

Резкий ветер ударил в лицо, инстинктивно обращенное к северу. Но там только звезды ярко блестели на темном небе.

Зато на западе я увидел два гигантских луча, поднимавшихся из-за горизонта и занимавших четверть небосвода. У основания цвет их был молочно-белый и резко выделялся на темном небосклоне. По мере удаления от горизонта свет постепенно бледнел и, наконец, рассеивался совершенно. Форма гигантских лучей напоминала старинные двуручные мечи. Сквозь них просвечивали звезды, и казалось, что какой-то искусный мастер затейливо украсил эти дорогие мечи алмазами. Как завороженный, наблюдал я за фантастическими мечами. Время от времени они то сближались, то вновь удалялись друг от друга, словно какой-то великан, скрывшийся за горизонтом, держал их в руках и сравнивал — который лучше…

Скоро мне показалось, что вокруг меня стало значительно светлее. Прямо на востоке, между темными облаками, ярким желтым светом горела узкая щель. Не успел я задержать здесь взгляда, как из-за облака, немного выше этой щели, неведомая сила выбросила целый сноп лучей, похожих на полураскрытый веер. Нежнейшие оттенки цветов — красного, малинового, желтого и зеленого — раскрашивали его. Лучи каждое мгновение тоже меняли свою окраску. Один какую-то долю секунды был малиновым, потом стал пурпуровым, вдруг окрасился в нежножелтый цвет, сейчас же перешедший в фосфорически-зеленый. Уследить за сменой окраски было невозможно. Около четверти часа продолжалась эта непередаваемая по красоте игра света. Лучи много раз вытягивались, доходили почти до зенита, затем падали и снова росли. Наконец расцветка их стала бледнеть. Они приблизились друг к другу. Небесный веер закрылся и вдруг превратился в огромное белое страусовое перо, круто завернутое к югу. Вслед за этим из основания того же пера выросло еще одно такое же пышное перо и легло параллельно первому. Оба они слегка колебались, удлинялись и снова сокращались, но в течение получаса сохраняли свою форму.

В это время на западе мечи оторвались от горизонта и образовали три узкие бледные полосы, которые неподвижно повисли на небосклоне. Яркие краски, только что фантастически украшавшие небо, померкли. От прежней феерической картины остались лишь блеклые мазки.

Только тогда я почувствовал, что свежий норд насквозь пронизывает плотную суконную куртку. Продрогший, но радостный и возбужденный, я вернулся в дом.

Но уютная комната теперь казалась скучной, тесной и душной. Раскрытые книги не тянули; самые захватывающие страницы я не мог сравнить с тем, что видел на небе. Как только прошел озноб, я, одевшись теплее, опять выбежал на улицу.

Новая картина развернулась предо мною. С востока на запад легла широкая светлая дуга. Она охватывала почти четверть горизонта. Концы дуги, не достигая горизонта, не то рассеивались, не то скрывались за облаками. В глубине дуги можно было заметить какое-то мерцание, словно проносилась тончайшая пелена светящегося тумана.