По найму - [33]
— Надеюсь, миледи, — сказал Ледбиттер.
«Он впервые в жизни слышит про трансепты, — размышляла леди Франклин, когда они двинулись к цели, — как же он сможет получить от них удовольствие? Впрочем, еще немного, и он поймет, что такое трансепты, а я никогда не узнаю и части того, что знает он».
Мысль о том, что Ледбиттеру известно такое, о чем сама она не имеет ни малейшего представления, наполнила ее душу ликованием: так радовалась она еще школьницей, если знала что-то, о чем не догадывались ее подруги. «Как это получается, — спрашивала она себя, — что всякое новое впечатление делает меня еще счастливее, даже тщетная попытка заинтересовать Ледбиттера красотой трансептов? Хорошо ли это? Понял бы меня Филипп, если б ему стало известно, что я думаю о нем без печали? Просто, может быть, я очерствела? Стала дурной женщиной? А вдруг моя радость столь же безосновательна, как и моя тогдашняя печаль? Нет, конечно же, она еще более безосновательна: ведь на печаль у меня были вполне реальные причины, чего никак нельзя сказать о радости. Или же это то самое обманчивое ощущение полноты жизни, что предшествует серьезной болезни?»
В целях эксперимента она попробовала напустить на себя уныние, но из этой затеи ничего не вышло. Вызвать облачко в душе оказалось не легче, чем настоящую тучу на небе, появись у нее такое желание. Тем временем они подошли к сводам в нормандском стиле.
— Теперь вы понимаете, что я имела в виду? — шептала леди Франклин. — Эти своды и колонны совершенно не похожи на те, что мы видели в центральном нефе. Там, как вы, наверное, заметили, все выдержано в перпендикулярном стиле[7], но я его не люблю; он слишком холоден и монотонен. А здесь ничто до конца не повторяет друг друга. Между этими сводами, этими колоннами существует какое-то родство, словно между людьми, не формальное единство, а именно душевное родство. Здесь как раз то самое сочетание подобия и несхожести, что порой так притягивает людей друг к другу и, к великому удивлению окружающих, связывает их самыми тесными узами.
Леди Франклин замолчала и с тревогой посмотрела на собеседника — слушает он ее или нет? Ледбиттер, запрокинув голову, вглядывался в массивный трифорий, словно пытаясь увидеть в нем признаки того самого живого родства, о котором говорила леди Франклин. Загадочно посмотрев на нее, он сказал:
— Они и в самом деле не очень похожи, но, может, древние монахи просто не умели добиваться полного сходства?
— Нет, — возразила леди Франклин. — Когда надо, они делали точные копии — это совсем несложно, но им нравилось разнообразие.
— Как и всем людям вообще, миледи?
— Вы хотите сказать, что нас часто влечет к тому, чего нет в нас самих?
— Ну да.
— Конечно, — согласилась леди Франклин. — Меня, например, очень интересуют люди, на меня не похожие. Если у того или иного человека слишком большое сходство со мной, мне нечего в нем открывать. В нем нет неожиданностей. А без них так скучно. Но, конечно, должно быть и кое-что общее. Притяжение и отталкивание — это мы еще в школе проходили.
— Значит, по-вашему, между людьми нет непреодолимых барьеров?
— Конечно, нет.
— А классовые различия?
— Ну и что такого! — выпалила леди Франклин, тотчас же содрогнувшись от мысли, как могут быть истолкованы ее слова. «Подумать только! Аристократка и простой шофер!» — Ну и что такого! — запальчиво повторила она. — По-моему, классовые различия только придают отношениям особую содержательность. Я уже говорила об этом. Они вносят элемент неожиданности. Впрочем, так было раньше, теперь же они, кажется, начинают исчезать...
Ледбиттер покачал головой.
— Очень многие не согласились бы с вами, миледи, — сказал он.
— Тем не менее это так, — упрямо повторила леди Франклин, размышляя о том, как замечательно было бы упразднить классы. — Я, признаться, никогда не понимала тех, кто считал... — Тут она осеклась. — У меня, например, всегда были прекрасные отношения... — она чуть было не сказала «со слугами», но вовремя спохватилась... — с теми, кто у меня работал. Разумеется, мы с вами получили разное образование, — продолжала она, — но разве это такая уж серьезная преграда? Вы со мной не согласны?
— Совершенно согласен, миледи, — пробормотал Ледбиттер. Голос у него был глухой и сдавленный. Леди Франклин решила, что на него подействовала благоговейная атмосфера собора.
— Стало быть, я могу называть вас по имени?
— Конечно, миледи, хотя мало кто это делал.
— Значит, я окажусь в числе немногих избранных. Кстати, Стивен... — Но пока она силилась придумать продолжение столь же неформальное, как и обращение по имени, ее горло вдруг сдавила холодная рука ужаса. Что скажут Франклины? Она представила их изумленные лица, вскинутые брови. Простой шофер? Какой кошмар! Дорогая, вы просто не отдаете себе отчета... Возмущаясь, протестуя и в то же время сильно робея, она вступила с ними в заочный поединок.
— Тогда уж зовите меня Стив, — внезапно сказал Ледбиттер.
— Стив, — послушно отозвалась леди Франклин. — Стив. — Она с удовольствием повторила это имя, но по-прежнему не знала, что сказать дальше. — Стив? — снова произнесла она, теперь уже с вопросительной интонацией.
У большинства читателей имя Лесли Поулза Хартли ассоциируется с замечательным романом «Посредник», но мало кто знает, что начинал он свою карьеру именно как автор макабрических рассказов, некоторые из которых можно с уверенностью назвать шедеврами британской мистики XX века. Мстительный призрак, поглощающий своих жертв изнутри, ужин с покойником, чудовище, обитающее на уединенном острове… Рассказы, включенные в этот сборник, относятся к разным направлениям мистики и ужасов – традиционным и сюрреалистическим, серьезным и ироническим, включающим в себя мотивы фэнтези и фольклорных «историй о привидениях». Однако секрет притягательности произведений Хартли достаточно прост: он извлекает на свет самые сокровенные страхи, изучает их, показывает читателю, а затем возвращает обратно во тьму.
«Прошлое — это другая страна: там все иначе». По прошествии полувека стареющий холостяк-джентльмен Лионель Колстон вспоминает о девятнадцати днях, которые он провел двенадцатилетним мальчиком в июле 1900 года у родных своего школьного приятеля в поместье Брэндем-Холл, куда приехал полным радужных надежд и откуда возвратился с душевной травмой, искалечившей всю его дальнейшую жизнь. Случайно обнаруженный дневник той далекой поры помогает герою восстановить и заново пережить приобретенный им тогда сладостный и горький опыт; фактически дневник — это и есть ткань повествования, однако с предуведомлением и послесловием, а также отступлениями, поправками, комментариями и самооценками взрослого человека, на половину столетия пережившего тогдашнего наивного и восторженного подростка.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тонкие, ироничные, парадоксальные, вобравшие в себя лучшие традиции английской новеллистики, произведения Л. П. Хартли (1895–1972) давно вошли в золотой фонд мировой литературы. В данном сборнике представлены лирические, психологические и так называемые «готические» рассказы.
Книга «Поизмятая роза, или Забавное похождение прекрасной Ангелики с двумя удальцами», вышедшая в свет в 1790 г., уже в XIX в. стала библиографической редкостью. В этом фривольном сочинении, переиздающемся впервые, описания фантастических подвигов рыцарей в землях Востока и Европы сочетаются с амурными приключениями героинь во главе с прелестной Ангеликой.
антологияПовести и рассказы о событиях революции и гражданской войны.Иллюстрация на обложке и внутренние иллюстрации С. Соколова.Содержание:Алексей ТолстойАлексей Толстой. Голубые города (рассказ, иллюстрации С.А. Соколова), стр. 4-45Алексей Толстой. Гадюка (рассказ), стр. 46-83Алексей Толстой. Похождения Невзорова, или Ибикус (роман), стр. 84-212Артём ВесёлыйАртём Весёлый. Реки огненные (повесть, иллюстрации С.А. Соколова), стр. 214-253Артём Весёлый. Седая песня (рассказ), стр. 254-272Виктор КинВиктор Кин. По ту сторону (роман, иллюстрации С.А.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Свирель» — лирический рассказ Георгия Ивановича Чулкова (1879–1939), поэта, прозаика, публициста эпохи Серебряного века русской литературы. Его активная деятельность пришлась на годы расцвета символизма — поэтического направления, построенного на иносказаниях. Чулков был известной персоной в кругах символистов, имел близкое знакомство с А.С.Блоком. Плод его философской мысли — теория «мистического анархизма» о внутренней свободе личности от любых форм контроля. Гимназисту Косте уже тринадцать. Он оказывается на раздорожье между детством и юностью, но главное — ощущает в себе непреодолимые мужские чувства.
Франсиско Эррера Веладо рассказывает о Сальвадоре 20-х годов, о тех днях, когда в стране еще не наступило «черное тридцатилетие» военно-фашистских диктатур. Рассказы старого поэта и прозаика подкупают пронизывающей их любовью к простому человеку, удивительно тонким юмором, непринужденностью изложения. В жанровых картинках, написанных явно с натуры и насыщенных подлинной народностью, видный сальвадорский писатель сумел красочно передать своеобразие жизни и быта своих соотечественников. Ю. Дашкевич.
Роберт Грейвз (1896–1985) — один из самых значительных поэтов и прозаиков Англии XX в. Написанная им серия исторических романов, из которых наиболее известные «Я — Клавдий», «Клавдий божественный», «Князь Велисарий», «Золотое руно», «Дочь Гомера» и, конечно же, «Царь Иисус», поставили его в один ряд с величайшими романистами XX в.Роман «Царь Иисус» (1946) рассказывает о переломной эпохе в истории человечества. Иисус предстает в романе не как икона, а как живой человек, который, страдая за людей, не в силах всех и сразу сделать счастливыми.