По моей могиле кто-то ходил - [6]

– Значит, ты все-таки бросил курить! – заметил он.

Решетка второго лифта только что закрылась за фургоном, и огромная стальная кабина поднимала автомобиль так медленно и мягко, что движение почти что не ощущалось.

– У меня астма, – сказал охранник, выплюнув обломок спички.

Свет приборной доски освещал черный автомат, лежавший на его коленях.

– Ты-то знал, что нас будут эскортировать? – спросил он.

– Нет, но, должно быть, они решили так из-за туннеля... На тот случай, если...

Он не успел закончить. Дверца, к которой он прислонился, вдруг резко открылась, и толстый блондин, потеряв равновесие, опрокинулся назад. Он успел увидеть молниеносно сверкнувшую дубинку и потерял сознание. Его напарник было рассмеялся, подумав, что дверь открылась из-за неловкого движения шофера. Он перегнулся, чтобы удержать блондина, но в этот момент отрылась дверца с его стороны и чья-то быстрая рука вырвала у него автомат.

– Не двигайся! – приказали ему.

Охранник выпрямился и увидел одного из полицейских, целившегося в него из его собственного автомата. Что-то просвистело в воздухе.

Он хотел повернуться, но получил страшный удар дубинкой по голове и упал на сиденье.

– Надо засунуть их под приборную доску! – сказал человек с дубинкой второму мотоциклисту.

Тот кивнул и грубо сбросил потерявшего сознание охранника на пол фургона. Его напарник втащил шофера в кабину.

– Думаешь, мы поместимся вчетвером? – спросил Фредди.

Он так коверкал немецкий язык, что стоило ему сказать хоть что-нибудь, как парень с дубинкой принимался хихикать.

– Мы должны поместиться, – ответил Баум.

Они уселись в кабине, хотя им и мешали два тела. Лифт остановился, раздвижная решетка открылась, перед ней выстроилась терпеливая очередь.

Лифтер, старый инвалид с седыми волосами, любезно кивнул сидевшим в фургоне людям.

– А теперь поторопись-ка, корешок, – бросил Фредди, – когда легавые найдут два брошенных мотоцикла, они задергаются.

Баум нажал на педаль газа. Фургон резко дернулся.

– Эти дизельные моторы совсем не подарок, – сказал Фредди по-французски.

– Was? – спросил его напарник.

Фредди не удостоил его ответом.

Автомобиль выехал из толпы сгрудившихся перед входом в туннель рабочих. Перед пассажирами фургона открылась площадь с мокрой и блестящей под светом слишком высоких фонарей мостовой. Водитель свернул налево. Оба оглушенных охранника, лежавшие на полу кабины, слабо застонали.

* * *

– Ваши типы действительно окажутся на высоте? – спросил Паоло, быстро взглянув на часы.

Гесслер сжал челюсти.

– Хотя это и не мои "типы", – сказал он, – я в них уверен.

Паоло сжал кулаки.

– Как бы я хотел быть сейчас там! – вздохнул он.

– Это совершенно невозможно, – уверил его адвокат, презрительно улыбаясь, – вы не говорите по-немецки и, как вы только что заметили, совершенно не выносите самого вида полицейской формы.

Паоло сморщил свой крупный нос, изрытый маленькими кратерами.

– Ладно, я спущусь на склад к Варнеру, чтобы помочь ему встретить этих господ.

Спускаясь по внутренней лестнице, коротышка был поражен тошнотворным запахом, царившим в громадном помещении. Здесь пахло кожей и гниющей едой.

Сидевшая за столом Лиза разглядывала календарь с готическими буквами. На гравюре была изображена толстая девушка, пышная блондинка, и Лиза подумала, что, наверное, когда-то мадам Гесслер напоминала ее.

– А если предположить, что тюремный фургон не поехал по туннелю? – прошептала она.

– Да что вы, – улыбнулся Гесслер, – ведь мост находится на другом конце города.

Он увидел, как девушка судорожно сжимает пальцы, и это потрясло его.

– Вы действительно так любите его?

Лиза взглянула на него, как неожиданно разбуженный человек. После секундного колебания она быстро кивнула.

– Вы ему совершенно ничего не говорили, не так ли? – спросила Лиза.

– Конечно, ничего.

– Даже никакого намека?

– Я только сказал ему во время последнего визита, что вы продолжаете заботиться о нем.

– А как он отреагировал? – живо спросила молодая женщина.

– Уже пять лет я говорю ему одно и то же, так что он никак не отреагировал!

Она с трудом восстановила дыхание. Слова Гесслера огорчили ее.

– Потому что он не верит вам?

Адвокат покачал головой.

– Откуда я знаю, чему он верит, а чему не верит? Откуда я знаю, о чем он думает? Лиза, вы помните, каким было его лицо во время процесса? Он смотрел в потолок, как будто все происходившее его не касалось, как будто он умирал со скуки, а когда я перевел ему приговор: "пожизненное заключение"...

Он замолчал, вспомнив так явственно этот момент, что не мог выразить это словами.

– Он наклонился к вам и что-то сказал, – продолжала Лиза.

– А знаете, что он мне сказал?

Она покачала головой, на ее лице читалось любопытство.

Гесслер пристально вглядывался в свои тщательно ухоженные ногти, затем повернулся к молодой женщине.

– Он сказал мне: "Мэтр, а вы бывали в этом зале до того, как на потолке появилась трещина?" Только и всего. О своем же осуждении – ни слова.

Лиза кивнула.

– Я так и думала, что он сказал что-то в этом духе.

Гесслер просунул два пальца между шеей и воротничком рубашки. За последнее время он несколько поправился.

– Я никогда раньше не замечал этой трещины, – сказал адвокат с задумчивым видом. – А теперь всякий раз, как попадаю в этот зал, я смотрю на нее. За пять лет трещина стала еще больше.