По метеоусловиям Таймыра - [55]

Коротко пропел звонок.

Солонецкий неторопливо положил письмо, пошёл открывать.

Ольга Павловна стояла спиной к двери, облокотившись на перильца.

– Входи, – пригласил он.

Не оборачиваясь, она покачала головой, и Солонецкий поспешно накинул шубу, сунул ноги в унты и вышел на улицу.

Он догнал Ольгу Павловну, молча пошёл рядом.

На улице было пустынно, лёгкий ветерок гнал позёмку, холодным светом всё сильнее, к морозу, наливались звезды. На горизонте слабо полыхало синеватыми лентами северное сияние.

– Я первый раз вижу северное сияние, – сказала Ольга Павловна.

– Это разве сияние? Обожди, через месяц настоящее увидишь, – бодро отозвался он.

– Я не могу так планировать, – усмехнувшись, произнесла она. – Я не администратор, Солонецкий, я – художник.

– Прости, а я и забыл.

Он обиделся.

– Между администратором и художником вся разница только в том, что первый планирует на годы и месяцы, а второй – на дни и часы, – помолчав, отпарировал он.

Ольга Павловна остановилась.

– Солонецкий, я тебе не нужна сегодня?

– Нужна, – признался он. – Очень нужна, Оля.

И стал рассказывать о письме жены, словно ещё тогда, когда звонил, именно это и хотел сказать, именно ради этого и звал её. Он говорил и всё более понимал свою жестокость. Ольга Павловна ускоряла и ускоряла шаг, она почти бежала, словно от ударов, пряча голову в пушистый воротник. Он опомнился, остановил её, прижал к себе, коснулся губами её холодных губ и не отпускал, пока она не перестала его отталкивать.

– Прости, – тихо сказал он. – Прости, пожалуйста, Оля. Прости. Ты – единственный человек, с кем я могу быть откровенным до конца… Мне нужно слетать, – вдруг сказал он. – Я слетаю, и всё станет ясно, понимаешь…

– Солонецкий, я тоже люблю тебя.

– Ты поймёшь, я знаю… Вот здесь, – он приложил к груди её руку. – Здесь ещё не всё принадлежит мне одному.

– Я не хочу быть больше гордой. – Ольга Павловна уткнулась ему в плечо. – Это стыдно, наверное, да?.. Я всегда ставила независимость выше всего, но сейчас я не хочу быть гордой, хочу быть рядом с тобой. Она, если любит, прилетела бы, как я…

– Так просто бывает только в юности, – Солонецкий печально улыбнулся. – Вся жизнь впереди, а разлука страшна. Потом жизни остаётся чуть-чуть, но на обиды больше времени уходит. В юности он и она как два облачка: дунь ветерок – и могут разлететься, а с годами – как две горы…

– Красиво, – сквозь слёзы улыбнулась Ольга Павловна. – Не провожай меня дальше, Солонецкий, не надо. Я не уеду, я подожду вас. Можно?

– Оля…

Солонецкий коснулся ладонью её лица и долго стоял, боясь опустить руку.

…Утром по дороге в управление он заскочил к Туровым. Полина Львовна нисколько не удивилась раннему визиту, поставила перед ним тарелку с горячими, только со сковороды блинами, пожаловалась на мужа, убежавшего ни свет ни заря, заставила всё съесть, выпить кофе, ни о чём не спрашивая, и, когда Солонецкий одевался, вынесла перевязанную тяжёлую сумку.

– Только не бросай, – сказала она. – Там стекло есть.

Солонецкий, кряхтя, поднял сумку.

– Не повезу.

– Только попробуй.

– Ладно, Расторгуева пришлю.

– Не пришлёшь, позвоню Пискунову и так его напугаю, что он ни один борт не примет, – пригрозила Полина Львовна.

– Пришлю, пришлю.

В управлении первым делом разобрал бумаги, подписал что необходимо, написал приказ, что во время его отсутствия обязанности начальника строительства исполняет Кузьмин, и вызвал главного инженера к себе в кабинет.

– Срочно вылетаю, – сказал он. – Недели на две. В главк я зайду сам, но на всякий случай позвоните, что по семейным обстоятельствам. И ещё… – Он пристально посмотрел на Кузьмина, перешёл на ты. – В твоих руках, Геннадий Макарович, строительство. На целых две недели ты хозяин. Если веришь в себя, в свои силы, пробуй. Получится – будем работать, а нет… – Он развёл руками.

Кузьмин посмотрел на начальника строительства, и в его глазах Солонецкий прочёл много неприятного для себя. Но объяснять ничего не стал, показал, что разговор окончен…

…В последнюю минуту вспомнил и чуть не с полдороги вернулся за посылкой Полины Львовны и только в самолёте, поглядывая на белые просторы внизу, запоздало подумал, что этот самовольный отпуск может многое изменить в его жизни…

Глава 12

После северных морозов, полярной ночи и тишины Солонецкий, вдохнув тёплый воздух материка и окунувшись в городской шум, неожиданно почувствовал, как тело его наполнилось пьянящей молодостью. Многолюдье, зелёные огоньки такси, музыка, волнами наплывающая сквозь стеклянные стены ресторана «Аэрофлот», – всё это, казалось, было забыто, но сейчас он чувствовал: с толчками сердца убегали назад годы.

Это был город его юности.

Он пошёл пешком, перекидывая сумку из руки в руку, узнавая и не узнавая улицы, выученные назубок памятью, и шёл так долго, пока не устал, и только тогда остановил такси.

– Домой, – бросил по привычке и, поймав удивлённый взгляд шофёра, поправился: – В центр, по улице Маркса. Скажу, где остановить.

Мимо мелькали огни витрин, шуршали машины, перемигивались фонари – всё это возбуждало его.

…По лестнице он поднялся быстро. Даже не заметил, как проскочил десять пролётов. Поднёс было руку к кнопке звонка, но, помедлив, опустил. В правом кармане шубы, нагретый ладонью, лежал ключ. Солонецкий достал его, вставил в замочную скважину.