По маршруту 26-й - [7]

Шрифт
Интервал

А сам утирал пот. И как-то шутливо предложил командиру (Барабанов относился к нему всегда благосклонно, любил за богатырскую силу, уважал как чемпиона бригады и базы по штанге):

— Товарищ капитан третьего ранга, унырнуть бы поглубже. В холодок.

— Унырнем еще, — посмеивался Барабанов.

…Команда: «По местам стоять. К погружению!» — разнеслась, заставив смолкнуть грохот дизелей. Душный и липкий воздух, минуты назад все же не застойный, потому что поток его через систему РДП шел на питание машин, сейчас стал совсем невыносимо тягучим.

Доктора вызвали в отсек электромоторов: с матросом Комарниковым случился удар.

В центральном посту, как и во всей лодке, работали только в трусиках и тапочках. Один командир оставался одетым по форме. Он стоял возле перископа, сейчас ненужного, опущенного. Выдвижная антенна радиостанции, антенны радиолокатора и поисковой станции были тоже опущены. Ушла, спряталась, сровнялась с надстройкой массивная «головка» РДП — системы, засасывающей воздух, когда лодка идет на небольшой глубине.

Звучала команда: «Погружаться до… метров!»

Текли минуты. В лодке почти всегда тишина. Но особенно тихо, когда она погружается. Как будто бы людей совсем нет.

— На глубине пятьдесят задержаться…

— Глубина пятьдесят, — докладывает негромко боцман.

— Осмотреться в отсеках!

Тишина. Время стало каким-то густым. Каждая секунда, каждая минута сейчас ощутима; не бежит время, не идет, но каждое мгновение как бы растягивается. Тихо совсем. Только слышно изредка, как старшина на вертикальных рулях переложил штурвал — два-три нежестких металлических щелчка.

Из отсеков, одного за другим, докладывают Батуеву: «Замечаний нет».

— Дифферент пять градусов. Погружение до глубины сто метров.

Матросу Ситникову, который согласно расписанию на погружение находился в кормовом отсеке (нужен здесь рулевой в случае аварии, когда переходят на ручное управление), вспомнилось вдруг, что уже прошли ту глубину, тяжесть которой он знает. В школе подводников тренировали барокамерой. Каждый раз, когда влезал в большое, похожее на цистерну помещение камеры, чувствовал беспокойство. Плотные двери захлопывались, начинало давить на уши. Надо было усиленно глотать. Товарищи, сидевшие рядом и напротив, тоже делали эти сначала торопливые, судорожные глотательные движения, а потом все более ровные, спокойные. Старшина-инструктор с молотком в руках поглядывал как ни в чем не бывало со своего места и, кажется, никакого изменения давления не чувствовал. Молоток в его руках — для перестукивания с людьми, которые снаружи.

Потом приходилось зажимать нос и сильно надувать щеки: выравнивал прогибавшиеся под острой тяжестью барабанные перепонки.

Голос становился не своим, до смешного тонким. Пошевелив рукой, чувствовал весомость густеющего воздуха. Простой, естественный воздух здесь становился тягучим и вязким, как жидкая глина. Хотелось вдруг петь. Смеяться хотелось: такие смешные голоса вокруг. Все в пустой огромной бочке с зацементированными боками, освещенной слабым огоньком, вдруг начинало казаться смешным. Хотелось смеяться и паясничать. Строгий взгляд инструктора еще как-то останавливал. Но еще бы минута!.. Это называется «отравление азотом». На глубине, пусть и условной, но под давлением, совсем неусловным, в крови начинает растворяться азот. Тот самый азот, спокойный, инертный, который вокруг, в воздухе, который в обычных условиях не мешает дышать.

Старшина стучал молотком — условное количество раз. Опять вдруг начинало покалывать. Опять надо было глотать. Пропадало смешливое настроение, уже все вокруг не казалось страшно необыкновенным. Хотелось, чтобы двери барокамеры распахнулись скорее — и выйти бы. Но строгие глаза инструктора заставляли сидеть, ждать. Так было…

— Погружаться до…

На такую глубину ни условно, ни истинно еще не опускался. Ситников об этом подумал, но негромкий и вместе с тем недовольный голос старшины отсека встряхнул:

— Осмотреться!

Ситников заметил каплю. Большая, светлая, с мерцающими точками — отражениями лампочек, она сидела в шпаце, пространстве между шпангоутами, загороженная ободом рулевого штурвала. Ситников шагнул к ней. Протянул руку, стер каплю пальцем. Смотрел — не появится ли снова? Старшина отсека смотрел на него. За лицом матроса следил. Стоял возле переговорной трубы: губы — к раструбу, глаза, устремленные, внимательные, — на лицо матроса. Уши… Кажется, и нельзя по внешнему виду понять, напряжен ли слух, а все-таки видно, что слух старшины в напряжении. Ловит старшина звук, ждет он звук этот, звенящий, чуть слышный — голос прорывающейся тонкой, иголочной струи. Только пусть он раздастся, и сразу у раструба переговорной трубы прозвучит: «В отсек поступает вода!»

Капли под пальцем Ситникова больше не появилось — значит, это не забортная вода просачивалась, продавливалась через поры металла… Появилось сразу много капель на подволоке, и туман, такой легкий, но с каждой секундой густевший, встал в отсеке; холод вечный, постоянный, холод непрогревающихся глубин, будто дохнул, напомнил о себе. Ситников подумал о теплой тельняшке.

— Погружаться до…


Еще от автора Ванцетти Иванович Чукреев
Орудия в чехлах

В настоящую книгу писателя Ванцетти Ивановича Чукреева входят написанные в разные годы повести, посвящённые жизни военных моряков. В прошлом военный моряк, автор тепло и проникновенно рассказывает о нелёгкой морской службе, глубоко и тонко раскрывает внутренний мир своих героев — мужественных, умелых и весёлых людей, стоящих на страже морских рубежей Родины.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.


Новичок

В рассказе «Новичок» прослеживается процесс формирования, становления солдата в боевой обстановке, раскрывается во всей красоте облик советского бойца.


Солнце поднимается на востоке

Документальная повесть о комсомолке-разведчице Тамаре Дерунец.


Заноза

В эту книжку вошли некоторые рассказы известного советского писателя-юмориста и сатирика Леонида Ленча. Они написаны в разное время и на разные темы. В иных рассказах юмор автора добродушен и лиричен («На мушку», «Братья по духу», «Интимная история»), в других становится язвительным и сатирически-осуждающим («Рефлексы», «Дорогие гости», «Заноза»). Однако во всех случаях Л. Ленч не изменяет своему чувству оптимизма. Юмористические и сатирические рассказы Л. Ленча психологически точны и убедительны.


«Санта-Мария», или Почему я возненавидел игру в мяч

«Я привез из Америки одному мальчику подарок. Когда я увидел его, этот будущий подарок, на полке детского отдела большого нью-йоркского магазина, я сразу понял: оставшиеся деньги потрачены будут именно на нее — колумбовскую «Санта-Марию».