По любви - [5]

8 июля деду на бабкин мобильник позвонила Галка.

– Старый, плохи дела. Чефанэ зарезали. Из-за Лидки. Мне менты знакомые позвонили. Похороны через три дня. Сегодня, считай, первый день… Скажи там как-то бабке… И собери мужиков – могилу копать. Хоронить будем на старом кладбище рядом с отцом. Водки я накуплю…

Бабка по лицу старика поняла, что что-то случилось… Затряслась. Лицо скривилось гримасой боли.

– Ванечка погиб. Убили его. Ты, Сонюшка, полежи тут. Я сейчас за соседкой схожу. Мне на кладбище надо. Могилку копать.

На кладбище тихо. Старые, давно не крашенные кресты и памятники так и стоят немым укором живущим. Он подошёл к Гошиному бугорку. Отмерил заступом расстояние для Ванюшки. Стал рвать рукавицами высокую и жгучую крапиву. Потом ткнул в землю раз. Другой. Третий. Дело пошло. Подтянулись мужики. К вечеру могила была готова.

Для Ванюшки заказали самый большой гроб, что был в похоронной службе. Так вырос парень. Лежал в гробу бледный, с высокой грудью, крепкими руками. Правый глаз с синяком замазали гримом.

Батюшка из приходской церкви за пять тысяч читал отходную. Сначала сказал, что пять тысяч много. Потом подставил ящичек, и красненькая упала куда положено, как её и не было. Пенсия потихоньку таяла. После жертвы богу батюшка взял горсть свечей из коробки, попросил деда помочь разжечь кадильницу. Потом пошли к гробу, который стоял на табуретках. В церковь заносить раба божьего Иоанна не стали. Жарко больно было. Отпели под широким зонтом на дороге у кладбища. Батюшка всем поклонился. Велел молиться, чаще приходить в церковь – и укатил на своём джипе на другой заказ.

Взяли. Понесли по узким проходам между могилами. Гроб качало. Бабы выли. Громче всех выла Галка. А Лида, стоя у гроба перед могилой, шептала своё:

– Мальчик мой. Мой хороший мальчик… Зо-ло-той мо-о-о-й…

А тогда сидели у Лидки в подсобке. Зашли знакомые ребята. Из «торчков». Стали выпивать. Вспоминали детство. Ванька не пил – завтра на права сдаёт. И тут подвыпившие дружки решили подшутить над ними. А знаешь ли, Ваня, кто твою Лидку из нас не любил? Отгадаешь – ставим пузырь! Ваня не стал отгадывать. Знал, что все…

– А ты что думал, ты у ней первый, что ли? – гнобила братва.

Ванька дёрнулся. Стал руками размахивать. Его схватили сзади за руки. Заткнули рот Лидке, чтоб не орала. А когда он правой ногой засадил в глаз Бурому – тот тихо, как Толян Гоше, сунул ему под сердце воровскую финку. Разбежались. Лидка пыталась помочь ему. Усадила на диван. Сердце ещё билось.

– Всё… Лида… Я умер…

И чего полез к этому Бурому? Знал ведь, что тот лихой. Заступился за неё…

Как-то так получается, что мрут у нас в посёлке люди часто. Самое популярное место нынче – кладбище. Ваньку вон зарезали. Бабка через неделю от второго инсульта померла. Дед запил и через месяц спиртом палёным отравился. Лидка на рынке в подсобке зимой во сне сгорела, а может, с Бурым не поладила. Кто знает…

Только Галке всё нипочем. Она теперь законная наследница. И квартира у неё есть, и дача. Водит новых знакомых. Скоро будет дачу продавать. Говорят, подмосковные земли нынче в цене. А то, что бывшие совхозные поля бурьяном зарастают, это ж ничего! Если землю пахать некому – отдайте банкирам-процентщикам. Они её быстро и очень выгодно продадут. Не задумываясь. Чай, не родина…

* * *

Кузнечик закончил рассказ, когда я уже дремал у затухающего костра. Он закурил очередную сигарету и пошёл собираться. Светало. Над озером расстилался нежными волнами-облачками утренний туман.

Ворочаясь с боку на бок на непривычно жёсткой для моего рыхлого тела земле, я думал об услышанном и понимал, что далёк от всего этого. От проблем этих несчастных людей. От их безысходности и грязи. Просто люблю всё записывать. Может, пригодится кому. Рыбалка, кстати, удалась. Мы ели приготовленную Кузнечиком уху. Он что-то был хмур и неразговорчив. Тогда я достал литровочку. И Кузнечик повеселел. Рассказывать, правда, после выпитого у него уже не было сил. Да и меня сморил крепкий сытый сон.

Я – дауншифтер

Этой историей решил поделиться в Интернете. Сообщением на своей страничке в «Фейсбуке». Таких историй сейчас сплошь и рядом. Но наболело. Поделился перед тем, как попал в места отдалённые, чуждые предметам и объектам этого сообщения, тихие и патриархальные, с трудностями бытия, со скромностью и нищетой русских людей, эти места населяющих, с крепостью духа их, сносящих лишения и предательства нынешнего времени.

Попросту оказался я в итоге в деревне N-ского района Алтайского края. Живу в старенькой избе. С электричеством. В ней – переложенная умелыми руками соседа печка. И не один живу. С жёнушкой.

А написал вот что:

«В общем, люди, раньше жил я в городе Москве. Родом оттуда. Жили с батей. Мать у меня рано померла. Батя на АЗЛК работал. Сварщиком. Делали «Москвичи». Жили мы с ним в двухкомнатной благоустроенной квартире. С горячей водой из-под крана и ванной.

Ездил батя на собственном старом «Москвиче» на работу. Я в школе, а потом в техникуме учился на механика. Был там в почёте. На доске висел как отличник. Лучшие учащиеся. И я тут – Иван Терехов.