По краю бездны. Хроника семейного путешествия по военной России - [62]

Самая сложная, почти непосильная задача стояла перед доктором Витом Тарновским, известным врачом: можно представить себе физическое состояние его подопечных, лишь недавно вернувшихся из Сибири. На нем лежала ответственность не только за их реабилитацию, ему приходилось следить за тем, как повышается планка требований преподавателей физкультуры, чтобы сила и выносливость молодых людей не истощились. Схема реабилитации доктора Тарновского имела оглушительный успех. Через два года школа начала выигрывать матчи у старших команд крупных подразделений вооруженных сил союзников. Доктор всегда посещал домашние матчи: увидеть победу своих кадетов было для него лучшей наградой. Но этим его достижения не исчерпывались. Он был воистину человек Возрождения: признанный специалист по творчеству Джозефа Конрада и сам писатель. И такого масштаба людей генерал Андерс собрал, чтобы обучать своих кадетов.

Программа четвертого класса гимназии, в который я пришел в середине февраля, была сжата до пяти с половиной месяцев вместо обычных девяти — для того, чтобы ученики, отстававшие из-за ссылки, поскорее нагнали остальных. В то же время делалось все возможное, чтобы не пришлось снижать уровень: часы занятий увеличивались до предела, увольнения были сведены к минимуму, и требования к качеству оставались непререкаемыми. Если сравнивать с легким галопом школы в Тегеране, это была практически испанская школа верховой езды. Для меня это было испытание не менее серьезное, чем учеба в сибирской десятилетке.

Школа была намеренно элитарная — Андерсов «питомник» для младших офицеров. Других юношей отправляли в школы молодых солдат, где давалось техническое образование и армейские специальности. Была и подготовительная школа (Szckola Powszechna), расположенная рядом с нами в лагере Барбара, из которой набирали первый класс гимназии.

Кадеты были неистовы в своем демократизме. Как писал «Кадет», наше периодическое издание: «На три года наша школа стала домом для сыновей кабинетных министров, генералов и штабных офицеров; для князей и графов и для сыновей младших офицеров и мелких собственников. Между нами не было различий». По-другому и не могло быть: около трети молодых людей либо были сиротами, либо не знали, где их родители. Мы все несли на себе шрамы Сибири, мы все были знакомы с голодом и болезнями, имели навыки выживания, были искушены в мудрости улицы и привычны к ее языку. Мы узнали, что солидарность — мощное оружие, и это знание связало нас в единое сообщество.

Офицеры и сержантский состав школы считали себя частью этого братства. Они тоже имели за плечами советский опыт и потому обладали знаниями, необходимыми для руководства этой школой. Узы солидарности укреплялись и общим Heimat:[44] три четверти кадетов были из Кресов — восточной окраины Второй Польской республики.

За парадным фасадом скрывались тонкие социальные различия. Вскоре я обнаружил, что внешний мир считал пятую роту самой модной. Я полагаю, из-за того, что в нее входили два самых старших класса (лицей) — небольшой эксклюзивный клуб, помещавшийся в одном взводе. Те немногие семьи, которых миновала Сибирь (например, те, кому в сентябре 1939 года удалось пересечь границу Румынии) и которые сохранили определенное влияние, как правило, пытались пропихнуть своих чад именно в пятую. Благодаря стараниям легендарного старшины Вильчевского пятая была одета с иголочки и идеально вымуштрована. В 1943 году именно они представляли польскую армию перед генералом «Джамбо» Вильсоном[45] на военном параде в Каире.

В нашем взводе родился неформальный клуб, члены которого называли себя «аристократами». Предводителями этой группы были Ромек Брунглевич и Женек Клак, мои приятели по Тегерану. «Аристократы» были не большими любителями учения. Юнцы под действием гормонов ухлестывали за девушками, а их было много в польской юношеской школе ATS в Назарете. Наши «аристократы», предвосхищая сегодняшних благоухающих молодых людей, поливали себя одеколоном, прекрасно одевались и оттачивали в своем кругу светские манеры, прежде всего танцевальные шаги танго. Один «аристократ», Шушкевич, особенно выделялся тем, что курил ароматизированные сигареты — верх изысканности. Он держал их под замком в небольшом чемоданчике под кроватью, не ведая о талантах моего дорогого друга по имени Умфа, который был не «аристократом», а специалистом по взлому. Мы никогда не спрашивали, где он этому научился, но как только Шушкевич уходил, тут же появлялся Умфа. Перед лицом восхищенной аудитории он открывал чемодан Шушкевича при помощи всего лишь двух отточенных спичек. Тогда «аристократы» превращали палатку в импровизированный курительный салон. Должен сказать, в этом имелся определенный риск, потому что курение в спальных помещениях строго воспрещалось. Меня в высший свет не принимали, но я оставался в прекрасных отношениях с их лидерами.

В классе я столкнулся со Збышеком Михалом. Мой друг Брунглевич называл Михала «горой мускулов». Этот юный Самсон пользовался уважением, и я был польщен, когда он предложил вместе сидеть за партой. Это оказалось удачное сочетание. Под крылышком Михала я нашел безопасную нишу, где мог спокойно заниматься тем, чем мне нравилось заниматься — учебой. Раз или два мне удалось оказаться ему полезным на этом фронте.