По городам США - [44]

У боен много ковбоев, привезших скот. На них широкополые шляпы, клетчатые рубахи, заправленные в сапоги узкие штаны. Высокие, широкоплечие, загорелые, худощавые ковбои казались нам олицетворением мужества и ловкости. Именно такими мы их себе и представляли.

Но вот и многоэтажные, немного мрачные кирпичные корпуса, где совершается забой скота.

Разыскиваем административное здание. Здесь нас ждет неприятный сюрприз. Один из служащих сообщает: три года тому назад вход в забойные цехи посторонним лицам был запрещен. "Вето" наложили после того, как из бесконечного потока публики, двигавшейся почти под самым потолком зала по высоким железным подмосткам, кто-то свалился вниз. Падение повлекло перелом ноги. За полученное увечье пострадавший высудил у владельцев частной фирмы пожизненную пенсию. Массовые посетители боен могли, кроме того, стать источником инфекции.

Мы обращаемся с просьбой к одному из руководящих администраторов фирмы все же показать нам бойни. Узнав, что мы из Советского Союза, он любезно предложил позавтракать вместе с ним, после чего нам будут показаны основные цехи бойни.

Мы проходим в светлую и просторную столовую для служащих фирмы, где убеждаемся в высоком качестве бифштекса, приготовленного из только что забитого бычка.

Затем служащие бойни в синих халатах ведут нас по железным лестницам через лабиринты коридоров. Лестницы раньше предназначались для посетителей и поэтому проходят вдоль основных мест забоя.

На грузовом лифте доставлена партия быков. Их загоняют в "приемную", где одного за другим включают в конвейерный поток для забоя. Зацепляют цепью за заднюю ногу и подвешивают животное вниз головой к скользящей на рельсах тележке. При помощи электрического тока тележки с очередным обреченным быком движутся в главный зал. Рабочий электроприбором убивает быка, другой делает разрез ножом на шее. У обескровленного быка последовательно отделяют ноги и голову. Съемка шкуры после соответствующих надрезов производится автоматом. Он работает почти так же, как услужливый гардеробщик, снимающий шубу с клиента. Захватив края разреза кожи, две "руки" автомата, обнимающие с боков тушу, быстрым движением сдирают шкуру. На один момент она еще свисает, но около нее уже хлопочет рабочий с быстро вращающейся пилой-диском. Шкура окончательно отделяется от туши и падает вниз. Машина подходит сзади к следующей туше и снимает с нее шкуру, как и с предыдущей.

Через широкие отверстия труб рабочие спускают внутренние органы животных в нижележащие этажи. Там на столах производится их сортировка.

Мясо пересылается в города других штатов в виде туш или перерабатывается на консервы. Половинки туш, плотно завернутые в мокрые простыни, закрепленные металлическими шпильками, висят шпалерами в ожидании переправки их в холодильники.

Мычание, блеяние, лязг цепей, грохот машин, шум промывных вод слышны отовсюду. Мы осторожно переходим по железным конструкциям из зала в зал, встречая на пути плакаты: "Смотри под ноги", "Не ударься головой о трубы". Один неосторожный шаг — и неудачник может легко очутиться внизу, среди безупречно работающих автоматов, и стать их жертвой.

После трех часов непрерывных хождений, уставшие и оглохшие от грохота и шума, мы выходим из здания. С наслаждением вдыхаем свежий воздух.

Благодарим сопровождающего нас представителя фирмы и покидаем бойни. В тот же день вечером самолетом летим в Лос-Анжелес.

Лос-Анжелес

«Удивительный город»

Уже темнело, когда мы подлетали к Лос-Анжелесу. Багрово-красный диск солнца медленно погружался в серую пелену надвигавшихся сумерек. Наш воздушный лайнер, как бы убедившись в бесполезности погони за временем, стал замедлять ход и снижаться.

Внизу из серовато-белой пены облаков островками выступали гранитные вершины гор.

Естественное чувство некоторого беспокойства, которое испытывает каждый воздушный пассажир, пока он не почувствует твердую землю под ногами, возросло у нас, когда мы обнаружили, что торчащие из-под густых облаков каменные глыбы окружают нас почти со всех сторон.

«Как бы самолет не задел за одну из них», — подумали мы. Но наши опасения были напрасны. Впечатление близости горных вершин было обманчивым.

Приблизительно в центре каменного котла самолет резко сбавил скорость и через секунду врезался в толщу облаков. Наступила полная темнота. С минуту не было никакой видимости. Затем облака внизу расступились, и перед нашими глазами раскрылся гигантский чертеж, причудливо разрисованный бесчисленными огненными пунктирами на черной глади земли.

Прильнув к окнам кабины, мы стали искать в этой сетке огней, уходящей к горизонту, сгустки, которые указывали бы на расположение центральной части города.

Но наши старания выделить отчетливый сгусток света при приближении к Лос-Анжелесу не увенчались успехом. Так мы и приземлились в международном аэропорте Инглвуд, оставаясь в неведении, где же, собственно, Лос-Анжелес.

Как выяснилось позже, все, что мы увидели с самолета, вся уходящая к горизонтам сетка огненных пунктиров — это и был Лос-Анжелес. Но где же центр города, вокруг которого концентрическими кругами или прямоугольной сеткой расходятся к периферии жилые кварталы? В действительности такого центра в Лос-Анжелесе нет. Это было необычно.