По эту сторону зла - [55]

Петра

Дальше события стали разворачиваться с такой стремительностью, что их невозможно не то что описать, но даже в точности перечислить. В результате этого хитросплетения событий уже 6 февраля 1919 года в Немецком национальном театре в Веймаре состоялось первое заседание учредительного собрания, провозгласившего создание новой республики, которую в народе назвали Веймарской. Веймар был выбран потому, что охваченная беспорядками столица восставшей Германии не могла обеспечить безопасность и независимость работы народных представителей. А столица веймарского классицизма навевала ассоциации с гуманитарными ценностями, приверженность которым Германия хотела продемонстрировать и внутри страны, и вне. Была надежда, что уважение к классическим ценностям смягчит сердца представителей держав-победительниц, собравшихся в январе 1919 года в Версале для заключения мирного договора. Но надежда оказалась напрасной: целью Версальского мирного договора явилось не сохранение гуманитарных ценностей, а передел мира в пользу держав-победительниц.

Прочитав условия Версальского договора, граф Гарри был потрясен до глубины души. Как они могли действовать так жестоко, так беспощадно? Его англичане, его французы, среди которых он жил и творил, которые ходили на его любимые премьеры, восхищались его выставками и вернисажами. А ведь его обожаемая красавица мама родилась в Лондоне и полжизни прожила в Париже, ее прославленные четверги посещали лучшие умы Европы. Что теперь будет? Изощренная интуиция графа подсказывала ему, что расплата за этот мир будет еще ужасней, чем закончившаяся наконец война.

Граф Гарри

Из-за революции поезда ходили нерегулярно, и Гарри опоздал на первое заседание учредительного собрания, провозгласившее создание Веймарской республики. Шума и споров было много, так что Гарри вышел из здания Национального театра далеко за полночь и огляделся. Это был все тот же его любимый Веймар, но как все изменилось за эти страшные годы! Тогда, в блистательную эпоху его Архива, граф был тесно связан с лучшими мастерами искусства — с Роденом, Майолем, Андре Жидом, с Рихардом Штраусом, да всех не перечесть! А кто теперь его партнеры? Мелкие политиканы, вообразившие, что они управляют войной и миром.

Гарри вздохнул и по легкому февральскому морозцу пешком направился в свой дом. Сколько лет он здесь не был — пять или больше? Он хотел было отпереть дверь собственным ключом, но его домоправитель Отто мгновенно распахнул дверь.

Гарри наслаждался изысканной красотой и уютом дома, так не похожими на хаос и безобразие разрушительных последствий революции, среди которых он жил последние месяцы. Можно было подумать, что он попал в другой мир, собственно, так оно и было — верный Отто протопил просторные элегантные комнаты, смахнул пыль с любовно отобранных когда-то, в другой жизни, вещей и картин и сервировал на столе восхитительный легкий ужин.

Впервые за много месяцев Гарри заснул сразу, как только коснулся щекой подушки, словно сбросив с души невыносимое напряжение последних лет. Проснулся он поздно и с удовольствием следил, как Отто раздвигает тяжелые плотные шторы и наполняет спальню солнечным светом. Погода выдалась на редкость хорошая для февраля, словно для того, чтобы побаловать Гарри после слякотной берлинской полутьмы.

После недолгого блаженства в благоуханной ванне Гарри надел свой любимый, надолго забытый шелковый халат и залюбовался пышным омлетом, созданным умелыми руками преданного Отто. После завтрака идти никуда не хотелось. Он постоял перед книжным шкафом, рассматривая корешки тщательно отобранных в прошлой жизни книг, но ничего не снял с полок — не было книг лучше, чем изданных его собственным издательством «Кранах-пресс», а свои он знал наизусть. Преодолевая слабость, Гарри прилег на диван в картинной галерее и на удивление быстро задремал. Это было непостижимо — он не спал днем уже много лет, ему было не до сна, вечно куда-то спешил и опаздывал.

Проснулся граф от внезапного толчка в сердце и вскочил с дивана в ужасе — не в состоянии вспомнить, что должен сделать — причем что-то важное и неотложное. Мягко ступая, вошел Отто и поставил на журнальный столик стакан яблочного сока и ломтик яблочного штруделя, баловство, от которого граф прочно отвык за мрачные годы войн и революций. Гарри пригубил сок, и тут его озарило — Элизабет! Он ведь не навестил Элизабет и Архив Ницше! Как мог забыть свое ненаглядное детище?

Все-таки он молодец, что предусмотрительно построил свой дом рядом с Архивом Ницше! Двадцать минут размеренным шагом — и вот Гарри уже входит в выставочный зал. Служитель остановил его у основания лестницы — незачем идти наверх, фрау Ницше перенесла свой кабинет на первый этаж в бывший кабинет директора. Не успел граф дойти до директорского кабинета, как дверь распахнулась — Элизабет услышала его голос и поспешила навстречу. Просто чудо, несмотря на свои семьдесят, она ничуть не постарела: все та же стремительность, все та же стройная фигурка, все тот же серебряный блеск косого глаза и пристрастие к красивой одежде. Поэтому первый вопрос его был: