По эту сторону стаи - [27]

   Дорин утыкается лбом в камень. Сейчас эта стена, сухая и холодная, кажется ей самым лучшим из того, что случилось за минувшие сутки. Конвоир долго грохочет ключами, и она успевает изучить этот камень до мельчайшей щербинки.

   - Пошла, Макрайан, - наконец, говорит он. - Будь как дома.

   Ничего страшного, - твердит про себя она. И впрямь, не так уж сильно отличается от Кастл Макрайан. Смешно... И совсем не смешно, если Дорин вспомнит, что по их законам второй срок оказывается пожизненным... "Макрайан", - вдруг думает она, внезапно вспомнив измятый цветок горной смолёвки...

   - Макрайан? - в первый момент Дорин кажется, что она сама произнесла это вслух.

   Нет, не сама. Навстречу ей с койки поднимается какая-то женщина. На сей раз это слово означает что-то ещё, уже другое, но что, Дорин пока не знает и ей всё равно. Она без сил прислоняется к захлопнувшейся двери, придерживая сползающую материю: похоже, чёртов боров постарался от души, и о платье - как о платье, а не как о половой тряпке - можно забыть.

   - Бедное дитя! - наконец, говорит женщина.

   Что ж, люди - и не совсем люди - как-то живут и в тюрьме. Женщина не истекает кровью, не прикована цепями к стене и не измождена до состояния скелета, хотя под глазами залегли синие тени. Поблёкшие от грязи белокурые волосы гладко причёсаны и стянуты сзади.

   - Вы меня знаете? - бездумно спрашивает Дорин.

   - Я знаю Семью Макрайан, и этого довольно, - говорит та. - Одна из самых древних Семей Британии, леди... - в голосе женщины слышится вопрос. Сначала Дорин не понимает, чего от неё хотят, но тут же догадывается, что собеседница желает знать её имя.

   - Дорин, - говорит она.

   - Позвольте представиться: Кэтрин Хейс, - надо же, как церемонно. Ну, что ж, она примет правила игры.

   Камера совсем маленькая. Прямоугольная каменная клетка со столом и деревянными нарами в два этажа, стоящими вдоль левой стены. Напротив жестяная раковина, вместо туалета - дырка в полу возле входа. Роскоши тут не предусмотрено.

   Дорин силком заставляет себя отлепиться от двери и тут же снова шипит, сморщившись так, будто проглотила лимон.

   - Бедное дитя, - повторяет леди Кэтрин ещё раз. - Вам очень больно, я знаю. Но надо переодеться. Вам претит надевать на себя эту дрянь, понимаю, но...

   - Боюсь, у меня может не получиться, - сквозь зубы произносит Дорин.

   - Они вернутся, и тогда вам... нам не поздоровится, - леди Кэтрин украдкой смотрит на дверь. - Такие правила.

   - Они? - ах да, ведь конвоиров было двое. Не многовато ли для одной женщины, которую ведут к другой женщине, а отнюдь не в клетку, полную вооружённых до зубов головорезов? - Зачем так много охраны?

   - Дорогая леди Дорин, двое надвое - небольшой перевес. Точнее, никакого, - объясняет леди Кэтрин. - Странно, что они пришли не втроём.

   - Что могут сделать две женщины против двух вооружённых мужчин? - наивно спрашивает Дорин.

   - Как что, дорогая? - кажется, собеседница удивлена. - То, что и следовало бы сделать с полукровым сбродом. Это, к счастью, не Утгард... а, может быть, к сожалению, не Утгард.

   Дорин понимает, что сморозила какую-то глупость. Чем тюрьма Олдгейт отличается от Утгарда, она не знает. Хотя, кажется, догадывается: тут не Межзеркалье, где власть разума сведена на нет, тут заключённые могут показать зубы. И, похоже, для неё будет лучше попридержать язык.

   Леди Кэтрин заботливо усаживает Дорин на свою койку, такую жёсткую, словно она сделана из камня, и помогает облачиться. Тюремная роба, кажется, так это называется? Нечто бесформенное и полосатое, но вроде бы чистое.

   "Леди Дорин", подумать только! Чаяла ли она, надраивая хозяйское серебро, что когда-нибудь её назовут "леди Дорин"? Господи боже, да зачем ей это?! Она предпочла бы не быть "леди", но и в глаза не видеть тюремных нар, кроме как по телевизору. Да уж, никогда не знаешь, что готовит грядущий день.

   Она сидит, не шевелясь, и боль понемногу стихает - так, что она даже отваживается коснуться пальцами того места, где под материей выжжено клеймо. Чёрт подери, это весьма неприятно, да - но не смертельно. И Дорин не ощущает чего-то такого, что, как она понимает, чувствует Макрайан. Ничего позорного и унизительного. Куда хуже было бы, если бы ей задрали юбку. И гораздо хуже, если бы это сделали несколько человек - впрочем, кто сказал, что такого не случится в дальнейшем? Судя по всему, случится, но завтра - будет завтра. Вероятно, всё это и постыдно, но ведь потом эту штуку всегда можно свести, как сводят надоевшие татуировки. Однако леди Кэтрин, кажется, об этом не знает. Дорин давно заметила, что они много чего не знают. Может быть, потому что просто не хотят?

   - Дорогая, на этом жизнь не кончается, - ласково говорит она Дорин, точно та сейчас попытается разбить голову о стену или перегрызть вены. Фу. Ужас. Дорин передёргивает, особенно когда она вспоминает хозяйкину руку.

   - Да, мэм, - вежливо отвечает она.

   - Позор мы смоем кровью. Когда-нибудь, - ну вот. И она о позоре.

   - Мэм, мне кажется... - осторожно начинает Дорин - она как раз хочет сказать о том, что проблема немного надумана.