По другую сторону баррикад: Политические портреты лидеров Белого движения - [10]

Самый точный портрет атамана Семёнова оставил встречавшийся с ним английский полковник Джон Уорд, отряд которого охранял Колчака. «Семёнов, — писал он, — человек среднего роста, с широкими четырехугольными плечами, огромной голо вой, объем которой еще больше увеличивается плоским монгольским лицом, откуда на вас глядят два ясных, блестящих глаза, скорее принадлежащих животному, чем человеку. Вся поза у него… подозрительная, тревожная, решительная, похожая на тигра, готового прыгнуть, растерзать, разорвать…»[22].

«В сентябре ко мне явился также Семёнов, оказавшийся впоследствии убийцей, грабителем и самым беспутным негодяем, — пишет американский генерал Гревс, — Семёнов финансировался Японией и не имел никаких убеждений, кроме сознания необходимости поступать по указке Японии. Он всегда оставался в поле зрения японских войск, он поступал так потому, что не мог бы продержаться в Сибири и недели, если бы не опирался на поддержку Японии»[23].

В январе 1920 г. Колчак передал Семёнову всю полноту военной и государственной власти, но части Народно-революционной армии Дальневосточной республики (НРА ДВР) и партизаны Забайкалья изгнали Семёнова в ноябре 1920 г. С остатками своей армии атаман отступил в Приморье, где потерпел окончательное поражение и бежал в Китай. После бегства Семёнова его имя много лет не сходило со страниц иностранных газет. Франция отказала палачу Забайкалья во въезде в Париж, в Шанхай его не пустили. Удалось Семёнову приехать в США, но там он был арестован. Его обвинили в убийстве американских женщин в 1918 г. из числа сотрудниц технической миссии, но он был выпущен под залог. Когда Семёнову удалось уйти от суда, он поселился в Маньчжурии. Бывший «командующий» купил бумажную фабрику и стал фабрикантом.

Как потом писал Семёнов в своих воспоминаниях, в 1927 г. он обратился к маршалу Чжан Цзолиню с предложением «начать работу по созданию единого антикоммунистического фронта в Китае»[24].

После смерти генералов Хорвата и Дитерихса Семёнов претендовал на роль единоличного вождя контрреволюции на Дальнем Востоке. После оккупации Японией Маньчжурии в 1931 г., по заданию японских генералов Танака и Араки, Семёнов принимал участие в разработке планов вооруженного нападения на СССР и предназначался японцам в качестве главы буферного государства, которое должно было быть образовано после вторжения на территорию Дальнего Востока.

На Токийском процессе один из составителей плана войны, генерал Томинаго, показал: «Наш план нападения на СССР предусматривал более широкое, чем до войны, использование русских белогвардейцев в качестве агентов для разведки, переводчиками и проводниками при штабах и соединениях японской армии»[25].

В Маньчжурии под руководством Семёнова были открыты специальные школы по подготовке провокаторов и шпионов из детей эмигрантов. Много таких шпионов задержали на аргунских и даурских заставах до войны и особенно в годы Великой Отечественной войны. Семёнов же гордился, что все они были воспитанниками его школ. По некоторым данным, во время событий на Халхин-Голе белогвардейские войска во главе с Семёновым находились в составе японских войск и насчитывали 16 тысяч всадников.

В годы Великой Отечественной войны были сформированы специальные казачьи части — пять казачьих полков, два отдельных дивизиона, одна отдельная сотня. Они входили в Захинганский казачий корпус, командиром которого был А.П. Бакшеев. В августе 1945 г. автору, сержанту 275 стрелковой дивизии, во время короткого боя за станцию Якеши пришлось принимать капитуляцию трехреченских казаков, сдавшихся без боя после поспешного отхода японских частей. Было изъято у них 30 боевых знамен, хранившихся со времен старой русской армии. Среди этих знамен оказался и георгиевский штандарт, полученный 1-м Читинским полком Забайкальского казачьего округа, отличившимся в боях с японцами в войне 1904–1905 гг.

Город Дальний, заложенный русскими людьми, был центром японской военщины и белой эмиграции. Здесь, в селении Сяцзе-Хедзи, в двухэтажном особняке жил Г.М. Семёнов. Особняк был похож на тюрьму: зарешеченные окна, массивные двери.

Возмездие наступило в августе 1945 г. Среди ночи к селению Сяцзе-Хедзи подошли два военных бронетранспортера. Солдаты разыскали особняк атамана и затаились. Перед утром в одном из окон вспыхнул свет, а в саду мелькнула тень человека. Неизвестного взяли и привели к командиру. Он оказался личным шофером атамана; советские войска наступали, и через час Семёнов должен был уехать в Шанхай.

Шофер по приказу советского командира постучал четыре раза в окно. Через несколько минут щелкнула дверная щеколда. В то же мгновение руки атамана были связаны, а в глазах его застыли удивление и испуг. Придя в себя, он смог лишь сказать: «Не знаю, как вас и называть: господами — нельзя, товарищами — не имею права».

«Семёнов, — пишет генерал А.А. Яманов, — грузный, с нафабренными усами, он с выражением покорности и смирения рассказывал все, как „на духу“»[26].

В конце августа 1946 г. в Москве состоялся необычный судебный процесс. Обвиняемыми были восемь русских эмигрантов, арестованных советскими властями осенью 1945 г. в Маньчжурии. Атаман Григорий Михайлович Семёнов и двое его сподвижников — генерал-лейтенант Алексей Проклович Бакшеев и генерал-майор Лев Филиппович Власьевский; «вождь» Российского фашистского союза в Маньчжурии Константин Владимирович Родзаевский и его секретарь Лев Павлович Охтин: начальник эмигрантской организации из Восточной Маньчжурии — «Монархического объединения» — Борис Николаевич Щепунов, Иван Андрианович Михайлов — в прошлом министр финансов в Омском правительстве Колчака, являвшийся советником японской военной разведки в Маньчжурии. И, наконец, князь Николай Александрович Ухтомский — в гражданскую войну служил в кавалерии и успешно сражался с красными войсками под Казанью, а в годы эмиграции был газетным репортером.