По дороге в вечность - [4]

– Не торопись, – говорит он, когда я собираюсь схватить очередную девчоночью штучку. – Кстати, мама хотела устроить «Детский душ»[1]. Я тебе говорил?

– Да. Но кое-что мы можем купить и сейчас, – говорю я, бросая в тележку новую добычу.

Эндрю смотрит на тележку, потом на меня и задумчиво покусывает губы:

– Детка, по-моему, ты исчерпала лимит.

Он прав. Я и так набрала почти на девяносто долларов. Впрочем, волноваться не о чем: если родится мальчик, их можно будет обменять.

После магазинов мы заезжаем к матери Эндрю, чтобы сообщить ей новости.

– Я так рада за тебя! – восклицает Марна, обнимая меня. – Правда, я была уверена, что родится мальчик!

Не возражаю и осторожно выпутываюсь из ее объятий. Вместе с Эндрю усаживаемся за кухонный стол. Марна идет к холодильнику, достает кувшин с холодным чаем и наливает нам.

– «Детский душ» мы устроим в феврале, – сообщает Марна, склонившись над разделочным столом. – Я уже все распланировала. Тебе всего лишь нужно появиться, – добавляет она, улыбаясь.

– Спасибо, – говорю я.

Марна подвигает нам стаканы с чаем, затем усаживается напротив.

Я сильно скучаю по дому, хотя и здесь не чувствую себя чужой. Марна мне как вторая мать. У меня до сих пор не хватает духу признаться Эндрю, как я скучаю по своей маме и по Натали. Мне нужно женское общество. Можно любить самого потрясающего парня на планете (мой случай) и все равно тосковать по подругам. Там, где мы сейчас живем, единственная моя сверстница – это Алана. Они с мужем занимают квартиру наверху. Но общения с ней у меня не получается. Несколько раз она звонила, предлагала куда-нибудь сходить. Я врала ей, придумывая отговорки. Больше она не звонит. Думаю, вряд ли мы подружимся.

На самом деле эта скрытая грусть, тоска по дому и все остальное – следствия моей беременности. Гормональный фон взбаламучен. И еще, как мне кажется, это связано с моим диким беспокойством. Я беспокоюсь из-за всего. Нет, я и раньше беспокоилась, еще до встречи с Эндрю. Мне это свойственно. Но когда я забеременела, все мои тревоги и страхи умножились. Будет ли здоров ребенок? Стану ли я хорошей матерью? Не испортила ли я себе жизнь тем, что… Ну вот, опять по тому же кругу. Черт, какая же я ужасная особа. Стоит только этой мысли залезть ко мне в голову, следом меня начинает грызть совесть. Я люблю нашего ребенка. Даже если бы я и могла, то ничего не стала бы менять, и все же… И все же мне не отделаться от этой проклятой мысли: а не поторопилась ли я… не поторопились ли мы оба становиться родителями?

– Кэмрин! – Голос Эндрю извлекает меня из потока мыслей. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Да. – Я натягиваю убедительную улыбку. – Со мной все нормально. Просто задумалась… Знаешь, я бы предпочла не розовый, а сиреневый.

– Главное, у нас уже есть имя, – говорит Эндрю. – А цвета можешь выбирать любые.

– Вы что, уже выбрали малютке имя? – Услышав это, явно заинтригованная Марна отставляет стакан.

– Лили Мэрибет. – Эндрю кивает. – Второе имя Кэмрин – Мэрибет. Пусть наша дочь носит имя своей матери.

Боже мой. У меня сейчас сердце растает. Я не заслуживаю такого парня.

Марна сияет от счастья. На ее лице целая гамма всех мыслимых эмоций. Ее сын не только победил смертельно опасную болезнь и выздоровел; он сделал ее бабушкой.

– Какое чудесное имя! – восклицает Марна. – Я думала, первых внуков мне подарят Эйдан и Мишель, однако жизнь полна сюрпризов.

Эндрю улавливает в словах матери скрытые интонации, недоступные мне.

– Как у них дела? – спрашивает он, отхлебывая чай.

– Строят семейную жизнь. Не помню пары, у кого бы все было гладко, без трудностей и борьбы. А они уже давно вместе.

– Сколько лет? – спрашиваю я.

– Они поженились пять лет назад, – отвечает Марна. – А вместе живут, кажется, лет девять. – Она кивает, довольная состоянием своей памяти.

– Наверное, это все из-за Эйдана, – замечает Эндрю. – На месте женщины я бы за такого не вышел, – со смехом добавляет он.

– Пожалуй, это было бы странно, – говорю я, состроив ему рожу.

– Мишель не сможет организовать этот праздник, – продолжает Марна. – В декабре у нее несколько конференций, которые никак нельзя пропустить. И потом, невозможно согласовать время проведения праздника с ее графиком. Особенно теперь, когда она так далеко отсюда. Надеюсь, она компенсирует это подарками. – Марна снова улыбается мне.

Я тоже улыбаюсь, но мои мысли опять разбредаются, и мне ничего не сделать с ними. Сейчас меня занимают недавние слова Марны. Получается, все знакомые ей семейные пары непременно проходили через трудности и «борьбу сторон». Мои притихшие волнения оживают.

– Кэмрин, если не ошибаюсь, твой день рождения – восьмого декабря? – спрашивает Марна.

Мне надо включиться. Это занимает несколько секунд.

– А-а, да. Великая дата. Двадцать один год.

– В таком случае нужно подумать и о праздновании твоего дня рождения.

– Зачем? Не надо ничего устраивать.

Она отмахивается от моей просьбы, как от детской глупости. Эндрю не вмешивается, а просто сидит и улыбается как идиот.

Я сдаюсь. Марну не переспоришь.

Через час мы уезжаем домой. Уже стемнело. Я ужасно устала: от магазинов и от клиники. Радостные волнения тоже утомляют.