По дороге в вечность - [3]

Журнал сползает мне на колени.

– Знаю, – говорит она. – Это нервное.

Беру ее за руку, и тут из боковой двери выходит медсестра в форменной одежде розового цвета и называет фамилию Кэмрин. Мы оба встаем и идем в кабинет.

Сажусь у стены. Кэмрин раздевается, затем надевает больничный халат. Я поддразниваю ее, говоря, что халат очень эротичен и позволяет любоваться ее задницей. Кэмрин делает вид, что оскорбилась, но ее выдают покрасневшие щеки. Мы сидим и ждем, теперь в кабинете. Медсестра уходит. Через какое-то время появляется другая. Наверное, она и будет проводить УЗИ. Начинает мыть руки.

– Вы перед приездом сюда выпили достаточно воды? – поздоровавшись, спрашивает медсестра.

– Да, мэм, – отвечает Кэмрин.

Чувствую: она боится. Я знаю, чего именно: вдруг диагностика выявит у нашего малыша какие-то нарушения? Пытаюсь ободрить Кэмрин, говорю, что все будет замечательно, но это не уменьшает ее тревог.

Теперь мы находимся в разных концах кабинета. Кэмрин поглядывает на меня. Я не могу сидеть спокойно. Встаю и подхожу к ней. Медсестра не требует от меня вернуться на место. Она задает Кэмрин вопрос за вопросом, неторопливо надевая медицинские перчатки. Помогаю отвечать, поскольку волнение Кэмрин нарастает с каждой секундой. Она говорит односложно, с паузами. Стискиваю ее руку, пытаясь хоть как-то успокоить.

Медсестра покрывает живот Кэмрин гелем. Моя подруга делает глубокий вдох.

– Надо же, какая забавная у вас татуировка, – говорит медсестра. – Прямо на ребрах. Представляю, чего она вам стоила. Наверное, изображение имеет для вас особый смысл.

– Да, вы правы, – отвечает Кэмрин и с улыбкой смотрит на меня. – Исключительный смысл. Здесь изображен Орфей, но это лишь половина композиции. Вторая половина, Эвридика, – на теле Эндрю. Это долгая история.

Я с гордостью поднимаю рубашку и показываю медсестре Эвридику.

– Обворожительно, – бормочет та, поочередно глядя на наши татуировки. – Не каждый день такое увидишь.

Она возвращается к своим обязанностям. Водя датчиком по липкому от геля животу Кэмрин, показывает на мониторе головку плода, локоток и другие части тела. Чувствую, как хватка Кэмрин постепенно ослабевает. Медсестра без умолку болтает и смеется, говоря, что «все выглядит очень даже хорошо». С лица Кэмрин исчезает нервозность. Теперь она спокойна и счастлива. Я тоже улыбаюсь.

– Значит, вы говорите, беспокоиться не о чем? – спрашивает Кэмрин. – Вы полностью уверены?

– Да. – Медсестра кивает и бросает взгляд на меня. – Пока что я не вижу никаких оснований для беспокойства. Развитие плода идет так, как и должно быть. Движения в норме. Сердечные сокращения тоже. Думаю, вы можете расслабиться.

Кэмрин смотрит на меня. Я чувствую: мы думаем об одном и том же.

Убеждаюсь в этом, когда медсестра спрашивает:

– Насколько я понимаю, вам не терпится узнать пол ребенка?

Мы с Кэмрин переглядываемся. Какая же она красивая! Мне до сих пор не верится, что она – моя женщина и носит моего ребенка.

– Я соглашаюсь на твое пари, – вдруг говорит Кэмрин, застигнув меня врасплох.

Она весело улыбается, стискивает мою руку. Мы оба смотрим на медсестру.

– Да, – отвечает медсестре Кэмрин. – Если сейчас это возможно.

Медсестра передвигает датчик в нужное положение, еще раз вглядывается в экран монитора:

– Вообще-то, говорить об этом пока еще рано, но… я вижу девочку. Следующий сеанс у вас будет недель через двадцать. Тогда мы официально объявим пол ребенка.

Кэмрин

Глава 2

Сомневаюсь, что я когда-нибудь видела у Эндрю такую улыбку. Честное слово, сомневаюсь. Ну, может, тогда, в Новом Орлеане, в тот вечер, когда мы вместе пели и он так гордился мной. Только вряд ли его тогдашние улыбки сравнятся с той, что я вижу сейчас. У меня сердце готово выпрыгнуть наружу, особенно от реакции Эндрю. Теперь я понимаю, до чего же ему хотелось, чтобы у нас родилась девочка. Могу поклясться: он сейчас изо всех сил сдерживается, стараясь не показывать медсестре своих бурных чувств. И мне тоже.

Меня никогда особо не волновало, будет у нас девочка или мальчик. Я рассуждаю как любая будущая мать, которая хочет, чтобы ее ребенок родился здоровым. Только не думайте, что для Эндрю пол ребенка важнее здоровья. Ему важно то и другое.

Он склоняется ко мне и слегка целует в губы. Его светло-зеленые глаза лучатся добротой.

– Значит, Лили, – соглашаюсь я и награждаю его ответным поцелуем, проводя пальцем по коротким каштановым волосам.

– Прекрасное имя, – замечает медсестра, убирая датчик. – Но советую вам на всякий случай выбрать вариант и для мальчика.

– Если ваш сканер не обнаружил у нашей малютки крошечной штучки между ног, значит у нас точно родится девочка, – вдруг говорит Эндрю, обращаясь к медсестре.

Меня душит смех. Я креплюсь и поглядываю на медсестру. Что еще забавнее – Эндрю произносит эти слова вполне серьезно. Заметив мое удивление, он выгибает шею и наслаждается произведенным эффектом.

После клиники мы несколько часов болтаемся по магазинам. Нам обоим было не преодолеть это искушение. Мы и прежде покупали кое-что из детских вещей, но не много. Не было уверенности, какой цвет предпочесть: голубой или розовый. Компромиссный вариант – желтый, но не хотелось «желтить» всю детскую. И хотя вероятность рождения мальчика по-прежнему сохраняется, убежденность Эндрю в грядущем появлении дочки стала еще крепче. Я иду у него на поводу и убеждаю себя: да, у нас родится девочка. Однако Эндрю сдерживает мою шопинговую активность.