По дороге в Нью-Йорк (письма из Вены) - [5]
Ни журналов с моими опусами, ни книжку людям не давайте. Там множество смысловых опечаток.
Новости отсутствуют. Я пишу и читаю лежа. Слушаю радио. Привык к упоминаниям лично себя. Недавно в «Русской мысли» обругали скопом журнал «Эхо». Какой-то вконец остервеневший Сергеев. Я думаю, из первой волны. Обзор кончается словом: «экскременты». А стиль такой: «Конечно, Марамзин, возможно, прав…» (Конечно или возможно, черт бы его побрал!) Меня он ругал бегло, Соснору же, Лимонова, Бродского (!) и других основательнее. Я и раньше этого М. Сергеева заприметил по антисемитским ноткам.
Зато Максимов говорит, что любит 2–3 прозаиков, меня в том числе.
Я много ем. Приобрел 2 кг шпига. Преобразовал в шкварки. Добавляю их в картошку, горох, фасоль и т. д. В чай пока не кладу. Еда здесь дешевая. И выпивка тоже, но что мне до этого? (До выпивки).
Все мои рукописи здесь. Тихонько перепечатываю и редактирую. Готовлю книжку для «Посева». Про журналистику.
Из Франции мне скоро пришлют деньги. Надеюсь, шиллингов восемьсот. (Я им отослал третью корреспонденцию. Ругательную, про гастроли Вознесенского). Значит, наши 5000 почти восстановятся. 2000 придется уплатить за Глашу. Рухина (у нее овчарка) платила три.
Все говорят, что я рано или поздно найду в Америке культурную должность. Но мне плевать. Только бы увидеть вас.
Катюша, напиши что-нибудь про школу. Сейчас я не буду давать тебе мудрых советов. Увидимся — поговорим.
Бабо (Нора Сергеевна. — Е. Д.) то поет, то грустит. Но вообще она гораздо бодрее, чем в Ленинграде. Да это и понятно. Задержавшись на полгода, мы бы погибли. В Новый год к нам придут Успенские. У нас есть бренди, сардины, яблоки, огурцы и маленькая дешевая курица. Мать принципиально не готовит. Готовлю я.
Глаше по вашему указанию куплена сосиска. (Сосиски здесь разные. Мы купили толстую, граммов на триста.)
Кириллу я дарю порнографический журнал. Ане термометр, она просила.
Обнимаю вас, думаю о вас и жду.
Ваш С.
Р. S. Главное слово пропустил: я вас люблю.
С.
8
Дорогие Леночка и Катюня! Пишу коротко, ибо хлопочу и бегаю. Нам объявили срок — 22 февр. Срок не окончательный. Может быть, улетим чуть раньше. Ждите сообщений.
Оформление стоит безумно дорого. Все эти штемпельные марки, фото и т. д. Фонд совершенно обнищал. Топливо и лекарства не оплачивает. А в этот раз и на жизнь отказались дать. Перенесли на 29-е. Нахалы […] умудряются выклянчивать. Мы не умеем. Хорошо, есть сбережения…
У меня совершенно лопнули ботинки, приеду рваный.
Ксану предупрежу, чтобы не совалась в Толст[овский] фонд. […] Скоро вообще заглохнут.
Сколько потянет Глаша, еще не выяснили. Все дают разные сведения. Надо было мне, идиоту, выяснить у Рухиной. У нее — овчарка. Ясно одно — дорого.
Возможно, обращусь к Леопольду. И к Максимову. (Чтобы уплатил вперед).
Книжку получил, огромное спасибо. Ношу ее в кармане. (Гнида моя несравненная!)
Перельман напечатал мой рассказ (№ 36) — приличный. Денег, конечно, не пришлет.
Мама прихварывает. Давление. Глаша похудела от разумной иностранной еды.
Юра Знаменский изнурил меня вконец. Мы от него откровенно прячемся. Он тяжело больной психически человек. Однако ковыряет в носу. […]
Есть тут поэт Бурихин, мастер говорить непонятые речи. Он фанатически верующий, но любит и порнографию.
И двое художников моего ранга. Обворованный Тюльпанов в Риме.
Дружить не с кем. Да и поздно уже.
Да, Лена, какое у вас напряжение? Если у меня бритва на 220 вольт, то ее можно выбросить? Равно и кипятильник?
Леша не пишет. Игорь тоже замолчал.
Одни мы на свете, ты, мама, Катя, я и Глаша. И это замечательно.
Про напряжение обязательно сообщи. Чтобы не везти лишнее.
Целую вас и обнимаю.
Ждите сообщений.
Брат мой и Валерий часто звонят неизменно пьяные. Валерий один раз даже не смог говорить.
Ваш папа
9
Дорогие мои, Леночка и Катюша!
Мы готовимся к отъезду. Срок — 22-е февраля — подтвердился. Известен даже номер рейса — TW-831. Время еще не уточнили. Сообщим. Глашины дела начнем оформлять после 8-го. Во сколько обойдется — неизвестно. Все говорят по-разному. Фонд обнищал. Ведут себя гнусно. Потакают нахалам, а честным — отказыают. Мы же скромные и застенчивые. […]
Отправил вам две бандероли с книгами. Купил магнитофон. С его помощью занимаюсь английским.
Мама грустит и прихварывает.
Довольно много расходов.
Еще раз напоминаю. Сообщите, какое у вас напряжение.
Бланк написал мне почерком институтской шпаргалки. Вроде китайского письма на рисовом зернышке. Адрес — совершенно неразборчив. Прилагаю для него записку. Пишу коротко. Чтобы можно было изложить по телефону.
Целую вас.
Папа
10 (к письму 9)
Дорогой Миша! Здравствуйте!
Разумеется, Ксана поступит так, как Вы сочтете нужным. Я же руководствовался следующими доводами. В Риме — по слухам — беспокойно. В Австрии же у меня несколько человек близких знакомых. Далее, Австрия — это контакт с Леопольдом. Он, конечно, абсолютный стренджер (загляните в словарь), но Ксана ему больше понравится. Она человек легкий и нетребовательный. И он ей больше понравится. Хотя бы потому, что ей нравится Донат. Леопольд же — ухудшенный его вариант. С гнетущей поправкой на капитализм и достаток. Сейчас надолго в Австрии задерживает лишь Толст, фонд. Туда соваться не следует […] Рофтов и Каритас, да и Аэрси отправляют за три-четыре месяца.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов — один из наиболее популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы и записные книжки переве дены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. «Заповедник», «Зона», «Иностранка», «Наши», «Чемодан» — эти и другие удивительно смешные и пронзительно печальные довлатовские вещи давно стали классикой. «Отморозил пальцы ног и уши головы», «выпил накануне — ощущение, как будто проглотил заячью шапку с ушами», «алкоголизм излечим — пьянство — нет» — шутки Довлатова запоминаешь сразу и на всю жизнь, а книги перечитываешь десятки раз.
Сергей Довлатов родился в эвакуации и умер в эмиграции. Как писатель он сложился в Ленинграде, но успех к нему пришел в Америке, где он жил с 1979 года. Его художественная мысль при видимой парадоксальности, обоснованной жизненным опытом, проста и благородна: рассказать, как странно живут люди — то печально смеясь, то смешно печалясь. В его книгах нет праведников, потому что нет в них и злодеев. Писатель знает: и рай, и ад — внутри нас самих. Верил Довлатов в одно — в «улыбку разума». Эта достойная, сдержанная позиция принесла Сергею Довлатову в конце второго тысячелетия повсеместную известность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Двенадцать глав «Наших» создавались Довлатовым в начале 1980-х годов как самостоятельные рассказы. Герои — реальные люди, отсюда и один из вариантов названия будущей книги — «Семейный альбом», в которой звучит «негромкая музыка здравого смысла» (И. Бродский), помогающая нам сохранять достоинство в самых невероятных жизненных ситуациях.
Сергей Довлатов — один из самых популярных и читаемых русских писателей конца XX — начала XXI века. Его повести, рассказы, записные книжки переведены на множество языков, экранизированы, изучаются в школе и вузах. Удивительно смешная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и роднит писателя с такими мастерами трагикомической прозы, как А. Чехов, Тэффи, А. Аверченко, М. Зощенко. Настоящее издание включает в себя ранние и поздние произведения, рассказы разных лет, сентиментальный детектив и тексты из задуманных, но так и не осуществленных книг.
В публицистических произведениях А.Курков размышляет о настоящем и будущем Украины.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.