По дороге к Храму - [10]
Из-под ощетинившихся усов, вылетела неосторожная капля слюны и угодила Андрею в глаз. Тот часто заморгал и, отвернувшись, пошёл дальше. Отец со злостью раздавил в кулаке горящий окурок и сплюнул.
– Акселераты, мать вашу! – Донеслось до ушей Андрея.
Поднявшись в своё гнездо, он снял с себя остатки мокрой одежды и, развесив на шесток штаны, забрался в полог. Ворочаясь под тёплым одеялом, скрипя зубами, Андрей изредка бил кулаком в подушку, зловеще приговаривая:
– Ну, я тебе сделаю! Я тебя умою, мастер!.. И, как она там оказалась?! Будто кто подставил! Да-а, наворочал делов!..
Он даже не заметил, как скрипнула дверь сарая и к нему поднялась Иришка. Она подошла к пологу и остановилась в нерешительности, ожидая, что он сам её заметит. Повернувшись от стены, он её заметил. Заметил и испугался, что она слышала произнесённые им угрозы, его коварный замысел! Иришка откинула марлевую полу и по его взгляду поняла, что он ничуть не желал уступить место рядом с собой. Он даже не подумал о её добром намерении, разделить с ним его горе, а, дико сверкнув взглядом, проворчал совершенно внятно:
– Тебя ещё принесло, до кучи!
Не ожидавшая такого приёма, Иришка проглотила эту горькую пилюлю и, задыхаясь от нахлынувшей обиды, покинула сарай, с надеждой, что всё когда-нибудь встанет на свои места, и он опять будет с ней.
Весь следующий день, хотя надо было идти на работу, Андрей не выходил из своего лёжбища, разрабатывая подлый план отмщения сопернику.
Под вечер зашла мать. Поднялась по лестнице, высунув голову из проема, заговорила вполголоса:
– Спишь, что ли, сынок? Я тут тебе одежду сухую положила… Шёл бы, хоть, поел чего.
В ответ послышалось недовольное ворчание.
– Обошлось, говорят с Тоней-то. В сознание вошла. Ей гораздо грудину ушибло. Говорят, дней двадцать пролежит… Мастера вашего встретила. Велел тебе дурака не валять, а на работу приходить.
– Велел, значит?! Третий месяц работает, а уж командиром себя этаким возомнил! Ладно, ма, сейчас приду. Батя дома?
– На реку ушёл. Говорит после дождя, рыба хорошо берет.
Мать ушла. Андрей, вдруг, быстро поднялся с кровати и начал торопливо одеваться. Одевшись, глянул на часы, подаренные Иришкой. Стрелки стояли на одном месте. Под стеклом, мелким бисером сверкали капельки влаги.
– «Прав был батя – штамповка китайская! В настоящие вода не проникает!» – Подумал он и с силой швырнул подарок об стену.
Нина Ивановна обрадовалась, увидев сына в дверях. Его вид теперь не был таким удрученным, а напротив, казался повеселевшим и вполне работоспособным.
– Мам, дай-ка поесть. Что-то я проголодался.
– Сейчас, сыночка, сейчас. – Взволнованная мать заспешила на кухню. Андрей тем временем прошёл к буфету, налил из графина полную чайную чашку водки и быстро выпил. Выдержав паузу, чуть слышно крякнул и утёр подбородок рукавом. Ел он недолго – не хотел, чтобы отец застал его дома.
– Дойду до больницы. Узнаю, как там… – сказал он матери, пряча глаза, стараясь не дышать в её сторону.
Он быстро шагал по главной улице, опустив лицо вниз, не с кем не здороваясь и не разговаривая. Но всё-таки злой старушечий язык догнал его слух при выходе из посёлка:
– Испортил девку, паразит!
Изрыгнутые беззубым ртом слова, прозвучали мерзко и отвратительно. Андрей не понимал, о какой девке идёт речь и продолжал думать о своём. Кружилась голова. Под ногами шелестели первые опавшие листья. Отшагав вдоль путей узкоколейки с полкилометра, он остановился. Почувствовал, как что-то его туда не пускает и, прикурив папиросу, присел на откос.
– О, чёрт! – Выругался он и достал из-под себя стальной костыль, какие ежедневно вгонял в смоляные шпалы. Послышался гудок дрезины. Андрей взвесил на ладони костыль и опрометью кинулся через канаву, в кусты. Дрезина шла в сторону станции. На железном борту платформы, явно нарушая технику безопасности, сутулясь, сидел мастер и курил, прикрывая папироску ладонью от ветра.
– Ишь, ты! – Усмехнулся Андрей. – Курить начал. Погоди, ты у меня не только закуришь, но и запьёшь!..
Пребывая в должности бригадира, Андрей знал каждую прореху на «ветке». И сейчас, играючи подбрасывая костыль на ладони, держал курс к повороту с крутым спуском, где между рельсами был зазор, в целых два пальца. Он легко отыскал тот стык и, оглядевшись по сторонам, камнем вбил костыль в промежуток, оставив половину его торчать.
– Посмотрю, как ты будешь выкручиваться! – Удаляясь в лесную чащу, злорадствовал Андрей. – Теперь я твою рожу, лет десять не увижу!
В мшистой ямке блестела вода. Андрей умылся, почувствовав внутреннее облегчение, неторопливо побрёл по замшелому перелеску. Он был доволен собой, потому что всё-таки нашёл способ отмщения своему противнику, вторгшемуся в его личную жизнь.
До самых сумерек гулял он по лесу, глубоко вдыхая запахи уходящего лета. Наткнувшись на большое семейство белых грибов, собирая их за рубаху, радовался, словно ребёнок и сожалел лишь о том, что не взял с собой нож.
Вернувшись, домой, он передал грибы, удивившейся мамане и с большим аппетитом отужинав, забрался в своё гнездо…
…Ночью, на вверенном Григорию участке произошло крушение. Маневровый тепловозик, тянувший к заводу порожняк, сошёл с рельс и завалился под откос, утащив с собой несколько вагонов. Машинист с помощником, едва успели покинуть кабину локомотива… Перепуганные, они сразу же осмотрели пути и наткнулись на вбитый в зазор, погнутый костыль.
«Подельница» — это криминальное чтиво. Действие охватывает весенний период апрель-май, когда отопительный сезон ещё не завершен, а солнце уже греет по-летнему, и разомлевшие от жары граждане, потеряв всякую бдительность, распахивают настежь форточки, окна и балконные двери. Этим пользуются всякого рода «домушники» и прочая нечисть. А кому потом разгребать? Ментам, кому ещё!В данном случае описывается работа уголовного розыска в провинциальном городке с численностью населения триста тысяч. Расслабившиеся за зимний период «от бытовухи», менты порой с трудом поспевают раскрывать преступления оживших от наступившего тепла преступников.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Рассказ о том, как прогулка по морскому побережью превращается в жизненный путь.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.